«Ты разрушила её до основания» — сказал Роман с безысходной тоской, осознавая полное разрушение их семьи и отношений

Тишина между ними была оглушающей, словно предвещая неизбежный разрыв.

— Ты уверена, что хочешь надеть именно это платье?

Голос Романа прозвучал почти шёпотом, с ноткой мольбы. Он стоял в центре комнаты, уже облачённый в свой торжественный костюм, и нервно перебирал пальцами идеально уложенный галстук. Александра не обернулась — она продолжала внимательно рассматривать своё отражение в зеркале, аккуратно очерчивая губы помадой глубокого винного оттенка. Ткань тёмно-бордового шёлка мягко облегала её фигуру, подчёркивая каждую линию, но при этом образ оставался сдержанным и благородным. Это был наряд женщины, которая знает себе цену. Наряд для битвы.

— А что с ним не так, Роман? — её голос звучал спокойно и ровно, без малейших всплесков эмоций. Именно это хладнокровие пугало его больше всего. Он привык к её вспыльчивости — к спорам, за которыми следовали объятия и примирение. Но эта ледяная отстранённость была ему незнакома.

— Просто… ты же знаешь маму. Она может посчитать его… чересчур вызывающим, — наконец он подобрал выражение, которое не звучало бы как прямое обвинение.

Александра завершила макияж и медленно повернулась к нему. Её губы тронула едва заметная холодная усмешка.

— Твоя мама сочла бы неприличной даже закрытую бурку — если бы я её надела. Или ты забыл тот звонок Валерии на прошлой неделе? Когда она полушёпотом — но достаточно громко для тебя — рассказывала ей о том, как я якобы «верчу хвостом» перед нашим соседом-пенсионером? Тем самым Михайлом, которому восемьдесят два года и который едва отличает меня от почтальона?

Роман вздрогнул так резко, будто получил пощёчину. Он прекрасно помнил тот вечер: стоял в прихожей под предлогом поиска ключей, а его мать вещала из кухни своим ядовитым голосом. Тогда он просто удалился в спальню и позже сказал Александре: «Будь выше этого».

— Саша… прошу тебя… давай без конфликтов сегодня? У неё юбилей — пятьдесят пять лет всё-таки… Давай просто проведём вечер спокойно. Ради меня… Просто постарайся не реагировать на неё.

«Не реагируй». Эта фраза стала рефреном их последних двух лет совместной жизни. Не замечать язвительных комментариев свекрови о её готовке при гостях; игнорировать «подарок» на годовщину свадьбы — книгу под названием «Как удержать мужа». Пропускать мимо ушей бесконечные намёки, косые взгляды и откровенное враньё, которое Елизавета с удовольствием распространяла среди всей родни. Александра молча терпела всё это ради него — ради Романа, которого любила и который каждый раз смотрел на неё глазами загнанного зверя: разрываясь между матерью и женой.

Но что-то внутри неё надломилось. Возможно месяц назад… или неделю… а может быть сегодня утром — когда она выбрала это платье. Она посмотрела тогда на себя в зеркало и вдруг осознала: больше так нельзя. Больше нет сил быть «умнее», «терпеливее», «выше этого». Чаша терпения не просто переполнилась — она замёрзла до дна и превратилась в острый ледяной клинок.

— Хорошо, любимый… — неожиданно мягко произнесла она.

Роман облегчённо выдохнул.

— Я ни на что не стану обращать внимания сегодня вечером. Буду приветливой и учтивой со всеми твоими двоюродными тётками, которые считают меня легкомысленной женщиной; поцелую твою маму в щёку и пожелаю ей долгих лет жизни…

Она подошла ближе вплотную к нему и провела пальцем по лацкану его пиджака — словно поправляя невидимую складку ткани. Он хотел было обнять её… прижать к себе… но почувствовал напряжение её тела — тугую натянутость струны перед разрывом.

— Спасибо тебе… родная моя… Я знал: ты поймёшь меня…

Александра подняла взгляд на мужа; глаза её были ясными и холодными как лёд – ни капли тепла или нежности там не осталось.

— Я даже скажу тост за столом… Красивый такой тост – за семью… за честность… за верность… Думаю – твоей маме понравится…

Она взяла со столика изящную сумочку; воздух наполнился терпким ароматом духов.

Роман улыбнулся – он услышал только то, чего ждал: знак перемирия.

Он ещё не знал: Александра идёт туда вовсе не капитулировать.
Она направлялась прямиком на расстрел.
И жертвой становиться не собиралась.

Продолжение статьи

Бонжур Гламур