«Ты сам сказал: это дело твоей семьи» — с решимостью произнесла Оксана, переводя деньги на свой личный счет и закрывая дверь на старое совместное будущее

Страна иллюзий рухнула, и теперь каждый шаг — это риск потерять всё.

— Это были мои деньги, — отрезал он. — Я снял их со своего личного счёта.

Попадание было точным. Он прекрасно знал: я никогда не следила за его личными финансами — это было делом доверия. Которое теперь исчезло.

— Вот как? Значит, есть «твои» деньги и «наши»? А трудности у тебя тоже исключительно «твои»?

— Да! — голос его стал громче. — Это моя проблема, и я сам с ней справлюсь. Я не хочу, чтобы ты в это вмешивалась. Разве так трудно просто поверить мне?

Он старался переложить вину на меня. Будто бы конфликт возник из-за моего недоверия, а не из-за его обмана.

— Я верила тебе до вчерашнего вечера, — произнесла я, поднимаясь с кресла. — До того момента, как увидела тебя с ней.

Этой ночью сон ко мне так и не пришёл. Я лежала рядом и слушала его ровное дыхание. Человек, с которым я провела семь лет жизни, вдруг стал чужим и непонятным.

Между нами выросла стена — холодная и гладкая, без единой трещины или выступа, за который можно было бы зацепиться.

Я решила действовать по-другому. Утром, пока он принимал душ, я взяла его телефон. Пароль помнила наизусть. Ничего подозрительного: ни звонков, ни сообщений. Вся история стерта до идеального состояния — слишком чисто для правды.

Я решила действовать по-другому. Утром, пока он принимал душ, я взяла его телефон. Пароль помнила наизусть. Ничего подозрительного: ни звонков, ни сообщений. Вся история стерта до идеального состояния — слишком чисто для правды.

Днём я набрала номер его лучшего друга — Владислава Данилко.

— Владислав, привет! Слушай… у Максима Ковальского всё нормально? Он в последнее время какой-то нервный…

Пауза на другом конце линии затянулась слишком надолго.

— Привет тебе тоже, Оксана Петренко… Да вроде всё по-прежнему… Проекты… сама понимаешь… Загружен он сейчас сильно…

Он лгал. Я слишком хорошо знала голос Владислава Данилко и слышала в нём фальшь: добродушную попытку прикрыть Максима Ковальского.

Вечером муж вернулся домой с огромным букетом моих любимых пионов. Стоял в дверях с виноватой улыбкой на лице.

— Это тебе… Просто так…

— Спасибо… — сказала я тихо и взяла цветы из его рук. Аромат был густым и приторно-сладким… Цветы были прекрасны…

Я поставила букет в вазу и повернулась к нему лицом:

— Я разговаривала с Владиславом Данилко…

Улыбка медленно исчезла с его лица.

— Зачем?

— Хотела узнать… может быть тебе нужна помощь? Раз уж у тебя такие «непростые обстоятельства». Он сказал только одно: ты загружен работой… Так кто говорит неправду: ты или твой лучший друг?

Он смотрел прямо мне в глаза; взгляд стал твёрдым и холодным — без намёка на раскаяние или усталость.

— Я же просил тебя не вмешиваться…

Его спокойствие пугало сильнее любого крика: говорил он так же спокойно и отчуждённо, как взрослый наставляет ребёнка за непослушание.

— Ты ничего не понимаешь, Оксана Петренко… И никогда не поймёшь… Ты живёшь в своём уютном мирке со шторами цвета лаванды… А настоящая жизнь совсем другая… В ней есть настоящие проблемы…

Эти слова ударили сильнее любой обиды: семь лет совместной жизни он только что свёл к декору интерьера под названием «уютный мирок».

Эти слова ударили сильнее любой обиды: семь лет совместной жизни он только что свёл к декору интерьера под названием «уютный мирок».

— Мой уютный мирок, Максим Ковальский… — проговорила я медленно и чётко выговаривая каждое слово… — это место где муж честен перед женой… Где трудности мы решаем вместе…

Он усмехнулся горько и пошёл к бару; налил себе виски в бокал:

— Ладно… Хочешь знать правду? Получай её… Я помогаю старому другу отца… У него серьёзные неприятности… Его сын задолжал крупную сумму…

Та девушка была просто посредником… Деньги нужны были срочно наличными… Всё это связано с криминалом… И именно поэтому я хотел держать тебя подальше от этого мира… Этого достаточно?

Он произнёс всё это резко и зло; будто хотел наказать меня этой информацией за то что полезла куда не следовало… Слова звучали убедительно – продумано до мелочей – но плечи у него были напряжены…

— Друг отца?… – переспросила я тихо – У твоего отца был один близкий друг – Иван Ткачук… И он умер пять лет назад…

Вот оно – ключевое слово: «моей». Не «нашей». Именно тогда внутри меня что-то оборвалось навсегда…

Все попытки понять его мотивы или сохранить то немногое хорошее между нами рассыпались прахом…

Продолжение статьи

Бонжур Гламур