Алексей с удивлением смотрел на эту женщину, с одной стороны такую близкую, родную, любимую, а с другой— совсем чужую, незнакомую. М-да, кажется погорячился он, когда решил кардинально изменить свою жизнь.
Где была его голова, когда рот сам собой открывался, и клялся в любви Тане? Чем он вообще думал, когда поддавшись минутному порыву собирался перевезти свои немногочисленные вещи из родительского дома в эту крохотную, грязную квартирку?
Словно воронкой времени засосало его, Алёшку, на месяц назад, в тот день, когда ехал он домой, к родителям. Ехал не насовсем, а только в отпуск, на целых полтора месяца.
Не часто выдавались такие длинные отпуска, а в этот раз можно сказать повезло Лешке, вырвался в самый сезон. Эх, красота! С батей на рыбалку можно съездить, вспомнить молодость, так сказать.
Аж улыбнулся мужчина, до того смешно это звучало— вспомнить молодость. Словно не 32 года ему, а все 70.
А ведь иногда, в особо трудные рабочие дни, когда еле ноги волочил он от усталости, и мечтал только об одном— упасть на свой новенький, удобный диванчик, казалось Лешке что он и правда, словно древний старик, а жизнь его— бермудский треугольник.
Дом— работа— магазин. Нет, женщины тоже случались в жизни, но всё как-то несерьёзно. Почему— то ни одна не смогла поселиться в его сердце, всё больше в постели квартировались.
Чем ближе поезд подъезжал к родному городу, тем больше волновался Лешка. Какое-то странное, необъяснимое чувство возникло в груди. Вроде и повода нет ни для беспокойства, ни для волнения, а вот поди ж ты, такое предчувствие, словно что-то должно случиться.
Нет, не такое чувство, когда знаешь, чувствуешь, что случится что-то плохое, когда давит, ломит и гнетет. Тут другое. Ожидание чего— то такого, что изменит твою жизнь раз и навсегда, словно разделит на до и после.
Да кого он обманывает? От себя не убежишь. Хоть и пытался забыть Алексей ту, из-за которой оказался за много тысяч километров от родного дома, всеми возможными способами блокировал любое воспоминание о ней, и казалось Лешке что все, переболел, перестрадал, а оказалось, что показалось. И не забыл, и не переболел, и не разлюбил.
Мать как-то в телефонном разговоре упомянула, мол Танька Ярцева домой вернулась, насовсем.
-И что она? Одна вернулась? Алексей тогда старался ничем не выдать свое волнение, и сделал голос совершенно безразличным, но мать— то не обманешь. Сразу все поняла, вздохнула, и ответила:
-Да она уже почти пол— года тут живет, квартиру вроде купила. Не одна, с детьми. Я не хотела тебе говорить, случайно вышло.
-Да мне-то что до нее, мама? Вернулась— пусть живет.
Как-то скомкано в тот раз поговорили. Сразу закончились и темы для разговора. Какой уж тут разговор, когда в голове одна она, Таня…
Таня, Танечка, Танюша… Милый ангелок, наивная, маленькая девочка. Вся какая-то нежная, хрупкая, словно хрустальная. Как посмотрит на тебя своими огромными, кукольными глазами, так и тонешь ты в них, словно в озерах.
Наверное, он любил ее всегда. Столько, сколько помнил себя самого. Их родители дружили семьями, поэтому ребятишки можно сказать с самого детства были сосватаны.
В шутку, конечно, не в серьез, но иначе как жених и невеста во время застолий их и не называли. Просто Алешку, в то время еще совсем маленького мальчишку который едва пошел в детский сад однажды спросили:
-Ну что, Алексей Дмитриевич, невеста— то есть у тебя?
Алешка, не растерявшись ответил, мол есть конечно, Таня.
Папа Тани тогда развеселился, мол а что, Димка, смотри, как удачно все выходит! Всю жизнь друзьями мы с тобой были, а под старость лет глядишь, и породнимся. Жениться— то будешь на Тане, Алексей?
Мальчишка утвердительно кивнул, мол буду…
Став постарше Таня сердилась, мол хватит уже нас сватать, совсем не смешно! Он мелюзга совсем, какой он мне жених?
Таня была старше Леши на целых 3 года, и в то время, когда она начала красить глаза и кокетливо ими стрелять, у Алешки в голове были одни игрушки. Нет, Таню он наверное любил, только она на него не смотрела всерьез.
Уже позже, когда случился в школе осенний бал, девятиклассник Алексей Симонов вызвался проводить домой Таню. Таня, которая училась уже в 11 классе с усмешкой посмотрела на него, и сказала:
-Ну пошли что ли, жених.
Тогда он впервые попытался ее поцеловать. Робко, неуверенно ткнулся губами куда-то в щеку. Таня тогда подняла его на смех, ведь она в этих делах была куда опытнее его, еще безусого парнишки.
Алешка, пунцовый от стыда бежал домой. Жених, блин! Опозорился. Таня теперь и близко его к себе не подпустит, такого жениха, который даже целоваться не умеет.
Он и сам не ожидал, что Таня сама станет инициатором их отношений. Сколько счастья-то было! И целоваться научила его девушка, и гуляли вместе до утра вместо того, чтобы усиленно готовиться к экзаменам.
Такая искренняя она была, что казалось Леше, что вот оно, счастье, и так будет всегда. Даже свою дальнейшую жизнь расписал он кажется по пунктикам.
Таня поедет учиться после 11 класса, а он, Лешка, вместе с ней, после 9-го. Потом армия, и свадьба. А там все, как у всех. Хотя нет, не как у всех, лучше, чем у всех, ведь его Таня, она такая…Такая…
Родители конечно не одобрили решение сына. Какая учеба после 9-го класса? Ведь уже и с профессией определился Алешка, и с тем, что после 11 класса возможностей больше. Да и Таня эта та ещё вертихвостка.
Им бы настоять на своем, и оставить сына в школе, но разве можно что-то доказать подростку, у которого вместо мозгов бушуют гормоны? Будь по твоему, поезжай. Только учитесь, глупостей не наделайте.
Если бы у Тани хватило смелости сказать, что все эти дружилки, встречи под луной и прочая романтика для нее ничего не значат, что все это было просто так, от скуки, от желания досадить бывшему ухажеру, который променял ее на другую, Алешка бы страдал.
Только страдал бы наверное меньше, чем потом, уже в городе, когда узнал, что его Таня, его любимая, милая Танюша вовсе и не его. Точнее, не только его.
Он случайно узнал, что у Танюши появился другой. Старше, опытнее, богаче. Конечно, богатство было родительское, но ведь было же, и этому другому Таня отдала предпочтение, напоследок сказав Алешке, что он хоть и хороший, но слишком уж маленький. И увы, совсем не герой ее романа, мол где ты и где я.
Как он тогда выдержал? Как не забросил учебу? А Бог его знает. Просто жил, вычеркнув Таню из своей жизни. Сильная обида душила парня, такая, что даже и не глядел он больше ни в сторону Тани, ни на других девчат.
Ну и ладно. Зато все свои силы вложил в учебу, и колледж закончил с отличием. Он мог бы остаться в краевой столице, но впереди его ждала армия, поэтому и вернулся он домой.
В весенний призыв Алешка не попал. Мать советовала отдохнуть, развеяться перед службой, но отец предложил поработать, и Леша согласился. Чего без дела болтаться? Хоть на проводы себе заработает.
С Таней, которая приехала на каникулы, встретились случайно, на озере. Лешка и поздоровался с ней просто в ответ на ее короткое » привет» , из вежливости, а потом завязался разговор. Так, ни о чем. Просто встретились старые знакомые.
Раз, другой встретились, и снова, будто в омуте тонул Леша в ее бездонных глазах, ловил каждое ее слово, а потом и сам он не заметил, как уже ночами, под луной гуляли они, целовались по взрослому, по настоящему, и снова строили планы на жизнь.
-Я буду ждать тебя, Леша! Ты только возвращайся скорее, и обязательно мне пиши…
А потом , перед самыми проводами, была ночь, полная любви и нежности. И хоть не первым был Алексей у Тани, нисколько это его не смутило. Нежно, страстно шептала Танечка, что мол доверилась, поверила, а он…
Поигрался, и бросил сразу же, как только получил свое. Только тебя люблю, Лешка! Прости, такой дурой была! Хотела давно тебе признаться, да боялась, что и слушать меня не станешь.
Обнимал Алешка свою Танечку, прижимал к себе крепко, наверное даже чересчур, словно боялся, что сейчас разожмет свои объятия, откроет глаза, и окажется, что все это ему приснилось, и исчезнет вся эта сказка вместе с Танюшей, словно и не было ничего.
В армию шел счастливый, окрыленный. Таня, Танечка, Танюша…Прижималась к нему, плакала, и обещала ждать. Что там эта служба? Быстро время пролетит, когда знаешь, что дома ждут.
Когда получил то злосчастное письмо, от обиды, от этой бессильной злобы чуть таких дел не натворил…Спасибо парням да капитану, который сначала силой удара внушение сделал, что ни одна баба не стоит того, чтобы жизнь свою под откос пускать, а потом поговорил по душам. Не сказать, что отпустило, и стало легче. Стало безразлично, что ли.
Много раз задавал себе Лешка вопрос: Почему, зная, что беременна от того, другого, так спокойно, беззастенчиво врала ему Таня о своей любви? Зачем была с ним? Зачем обнимала, зачем прижималась так легко и доверчиво? Ждать обещала. А он, лопух, развесил уши…
Уже потом, когда остыли эмоции, утихла злость, и мысли начали роиться в голове, дошло до него, что был он всего— навсего запасным аэродромом на случай если не помирится она с тем, другим. И близость эта…Ведь неспроста.
И все-таки хорошо, что так случилось, а то поди и воспитывал бы сейчас чужого ребенка.
Жизнь у Тани складывалась не ахти. Доучиться не смогла, семейная жизнь была тоже не сахар. К тому моменту, когда пришел Алешка из армии Таня была в стадии развода, а потому жила у родителей.
То ли случайно, то ли нет, но как-то часто стала попадаться Таня на глаза Алексею. Скажет свое тихое— привет, посмотрит своими глазами— озерами, и тонет Лешка, теряется.
Отец, глядя на терзания сына сказал:
-Не будет тебе с ней счастья. Так и будешь всю жизнь сидеть на скамейке запасных. Ты молодой, сынок. Зачем она тебе?
-Люблю я ее, отец.
-Нуу, люблю! У тебя таких любовей еще знаешь сколько будет? Ты и жизни— то не видел еще, любит он!
-Может и будет, а такая— одна.
-Вот что я тебе скажу: Если любишь-люби, но уважения к себе не теряй, в тряпку, об которую все, кому не лень ноги вытирать станут не превращайся. Ты думаешь, что она только в тебя глазками стреляет?
Обиделся тогда Алешка за слова такие, кулаки сжал, желваками играет, волком на отца смотрит. Насилу сдержался, чтобы в драку не кинуться. Сорвался с места, пошел вверх по улице, просто так, прогуляться, да пар выпустить, да так и застыл с открытым ртом.
Возле бара, прямо в центре, никого не стесняясь, Таня, его Таня, еле державшись на ногах, буквально висела на шее какого-то мужика, и пьяно хихикала.
Выпустил пар тогда Алешка знатно. Домой пришел разукрашенный настолько, что мать родная его не узнала. Мужик тот его тогда сильно отмутузил, а Таня визжала, что достал он ее, Алеша этот, прохода не дает, и буквально преследует.
-Да что же это такое, Лешка? Сколько еще ты за ней бегать будешь? Не доведет она тебя до добра…
Выход нашелся сам собой. Сослуживец с юга написал письмо, мол приезжай, Леха, и работу тебе найдем, и невесту.
А что, хороший вариант. Тем более, ничего Леша и не теряет. Молодой, холостой, неженатый… Так и оказался он вдали от дома. За все эти годы он и домой— то ездил всего 4 раза, все некогда, дела, работа.
О Татьяне старались не говорить, а все равно знал, что оставила она сына на мать, уехала в большой город, снова вышла замуж, забрала с собой сына, но мальчишке с ними не пожилось, и он вернулся к бабушке с дедом.
И только сейчас, подъезжая городку, где прошло его детство, юность, где случилась первая любовь и первое разочарование, сам себе признался Лешка, что отпуск этот случился только из-за нее, из-за Тани. Как узнал, что снова она свободна, что вернулась в город, так потерял и сон, и покой.
Хороший выдался отпуск. С батей так хорошо посидели, с мамой поговорили. Несмотря на то, что и по телефону разговаривали каждый день, и по видеосвязи, а живое общение ничем не заменить.
Батя хлопал Алешку по плечу, мол хорош, хорош стал. Мама все обнимала, да сокрушалась, совсем худой стал, одни глаза и остались.
-Ну что ты, мама, где уж худой-то? Почти 80 кг живого веса. Тут в пору думать, как похудеть, а ты меня откормить решила.
Мама суетилась, подкладывала сыну то картошечки, то салатику, то рыбки, мол кушай, кушай, не разговаривай, а сама то и дело задавала вопросы, и Лешка, не успевая жевать, отвечал ей с набитым ртом.
-Ну что ты, мать, в самом деле! Ты добра молодца с дороги напои, накорми, а потом и с разговорами приставай! Пусть поест, и все сам нам расскажет.-Это отец беззлобно ворчал на мать, а та, всплеснув руками признавала, мол и то правда, чего это я!
Разговаривали обо всем. О жизни в целом, о работе, о дальнейших планах. О том, что почти накопил на квартиру Лешка, и если все нормально будет, то к новому году купит двушку.
Не рядом с морем, не в новостройке, но и не сильно далеко. О том, что свой первый, маленький и старый домик продавать не будет, все-таки курортная зона, земля всегда в цене. А может и вы ко мне, а, родители? Хватит в холоде жить.
Родители улыбались, за сына радовались, но про переезд только отшутились, мол да ну тебя, вот женишься, тогда видно будет.
О том, что жениться вроде и не против, да не на ком Лешка сказал с такой тоской, что сжалось материнское сердце, словно что почуяло.
Не спалось Лешке в эту ночь. Отчего— то мелькали воспоминания, словно мотыльки, едва одно взмахнет своим прозрачным крылышком, а другое уже тут , как тут, вытесняет первое, и тоже начинает махать.
И в каждом этом мотыльке она, Танюша…
Только под утро и забылся Лешка тяжёлым сном, и даже в этом сне то и дело мелькала Танечка хрупкой, фарфоровой куколкой с огромными, бездонными глазами.
Назавтра договорился Алексей со школьными товарищами встретиться, традиция у них такая была, как приедет он домой, так непременно увидеться надо, а то что эти телефоны…
В самый разгар вечера, когда концентрация выпитого уже зашкаливала к столику подошла Таня.
— Лешенька! А я смотрю, и не пойму, ты или не ты! Ну ничего себе, и не узнать тебя! Так возмужал! Ты как, насовсем, или в отпуск?
Кто знает, будь Лешка трезв, может и разговаривать бы с ней не стал, а тут…Стоит ли говорить, что из кафе они ушли вместе?
Наутро, едва открыв глаза Алексей даже не понял, где находится. Старые, ободранные обои, пятнистый потолок, давно не видевший извести, паутина, пыль, лежащая толстым слоем на всех поверхностях, пепельница, полная окурков, воняющая так, что аж тошнит, и разбросанные вещи. Да, уборкой, даже самой простой, поверхностной, тут и не пахло.
Пытаясь воспроизвести события , Алексей одновременно натягивал на себя одежду, когда в дверном проеме появилась Танька.
-Проснулся, Лешенька? Тебе чай, кофе, или что покрепче? У меня есть пара бутылочек в холодильнике, ну так, здоровье поправить.
Таня…Танечка…Танюша…Та самая, милая, нежная, любимая, чей образ много лет хранил Леша в своей памяти. Та, да не та. Что с тобой стало, Танечка? В кого ты превратилась? Где та нежная, милая девочка, которую он, Лешка, любил чистой, нежной любовью? Где те бездонные глаза, в которых можно было утонуть? Где та фарфоровая хрупкость и бледность? Где белокурые локоны, что обрамляли кукольное личико?
Была Танюша, да вся вышла. Видать хорошо ее жизнь потрепала. Стоит сейчас перед ним женщина, чужая, незнакомая, с чуть хриплым, прокуренным голосом, и опухшими глазами, с размазанной косметикой, стоит в неглиже, нисколько не стесняясь ни своего обвисшего, оплывшего тела, ни его, Лешки.
-Прости, Таня, не надо чая, я домой…
-Ты за вещами, Леша? Так давай вместе.
Словно обухом по голове ударили его, Лешку. Вспомнил, как целовались в кафе, в машине, в крохотном коридоре. Вспомнил мятую, несвежую постель, на которую спьяну и внимания не обратил, пьяные слова любви, и свои, и ее.
Как признавался он ей в том, что всю жизнь только ее и любит, и приехал только ради нее, и что пусть только Таня скажет, и он останется здесь, в городе детства навсегда, с ней рядом. И она шептала, шептала , жалась к нему, и клялась в том, что только его одного и любила, и ждала, и то, что было у нее до него и без него было ошибкой.
Как он, Леша, стоял перед ней на коленях, и клялся, клялся в своей любви, и звал замуж, предлагая не только банальные руку и сердце, но и всего себя, без остатка, целиком, а она, глупо хихикая, развалилась на кровати и соглашалась.
Вспомнил Лёша, как в порыве то ли страсти, то ли просто эмоций пообещал прямо завтра, с утра, перевезти к ней свои вещи. Ещё про ЗАГС что-то говорил… Да много было сказано, а теперь сам себе удивлялся Лешка.
Из маленькой, грязной, прокуренной квартиры Алексей убегал под вопли Татьяны. Кричала она о том, что все они, мужики, одинаковые, что старые, что молодые. Что им всем только одного и надо, а как это одно получат, то бегут потом без оглядки. Что все они лгуны и обманщики, и верить им нельзя, а можно только использовать их. Что не любила она его никогда, а только позволяла быть рядом, сидеть так сказать на скамейке запасных.
Что если бы тогда Пашкин папашка не заставил сыночка жениться на ней, Таньке, своего сына старшего она бы на него, Лешку и повесила, только ради этого и была с ним в ту ночь. Да много чего кричала Таня, и была она в этот момент совсем не милой и хрустальной. Разбитная, прожженная, умудренная жизненным опытом бабища.
Мама встретила Лешку со слезами и немым вопросом в глазах, мол у нее был?
Не отвел Лешка взгляд, заглянул матери в глаза честным и открытым взглядом, мол да, у нее.
Отец сжал кулаки и заиграл желваками, едва сдерживаясь. Сквозь зубы спросил:
-И что теперь?
-Да ничего, бать. Ну был, и был.
-И что, опять любовь у вас?
Улыбнулся Лешка, похлопал отца по плечу, и громко сказал:
-Да какая любовь, бать? Сколько их еще таких любовей будет?
И уже тише добавил:
-Не хочу на скамейке запасных сидеть, переболело.
Язва Алтайская.
