— Чьей семье, Тарас? У твоей матери пенсия, живёт она в своей квартире. У Елены с мужем — работа есть у обоих. С какой стати я должна их обеспечивать?
— Потому что у тебя есть средства! — он с грохотом ударил кулаком по столу. — У тебя этот салон, клиентки при деньгах! А они едва справляются!
Я перевела взгляд на его руку — ухоженную, бледную, с обручальным кольцом, которое уже стало тесным. Сейчас его пальцы напоминали извивающихся червей, которых папа когда-то копал для рыбалки. И тут же вспомнились отцовские руки: жилистые, вечно исцарапанные после работы в гараже. Такие разные мужчины…
Папа, который после смерти мамы сам меня растил и ни разу — слышишь? — ни разу не попросил помощи, хотя я предлагала десятки раз. И Тарас, которому я с первого дня брака будто обязана всем.
— Знаешь что… — проговорила я спокойно и ровно. — Я оплачу этот ремонт крыши. В последний раз. А дальше всё. Я больше не касса и не меценат.
Тарас вспыхнул от злости: лицо налилось краской от шеи до самой макушки.
— Ты… Ты вообще понимаешь, что несёшь? Это же моя мать!
— А я вроде как твоя жена. По документам.
— Что значит «вроде»?
— А то и значит. Когда мы хоть раз куда-то выбирались вместе? Когда говорили о чём-то помимо денег для твоих родственников? Вот и выходит: брак на бумаге есть, а по сути я просто источник ресурсов.
— Это совсем другое… ты всё переворачиваешь,— пробормотал он.
— Конечно-конечно.
Я поднялась со стула и подошла к окну. Внизу шумел вечерний Львов: огни фар мелькали в потоке машин, прохожие спешили по делам… А у меня больше нет сил ни на что. Только салон остался да эта квартира, где я чувствую себя временной гостьей. И конверт на столе — туда каждый месяц складываю свою «обязательную лепту».