«Ты тянешь меня вниз» — произнес Alexander, злобно обвиняя Ирину в своей неудаче

Наконец-то она вырвалась из темницы прошлого.

Вечерний чай с мятой в любимой большой кружке уже успел остыть, а Ирина всё ещё не могла оторваться от окна. За стеклом, под тусклым светом одинокого фонаря, лениво кружились редкие снежинки — первые предвестники приближающейся зимы. В квартире царила особая тишина — та самая, которую начинаешь по-настоящему ценить лишь после многих лет жизни среди постоянных ссор, напряжения и чужих упрёков.

На кухонном столе, прямо на новой льняной скатерти, лежали ключи от машины — яркого красного кроссовера. Ирина перевела на них взгляд и невольно улыбнулась. Этот автомобиль стал её подарком самой себе на сорокапятилетие — она приобрела его всего месяц назад.

— Красный — это цвет для дешёвых баб, Ирина, — всплыл в памяти голос бывшего мужа. — Уважаемые жёны и матери ездят на серых или чёрных машинах. Ну или хотя бы бежевых. Не позорь меня.

Именно поэтому, оказавшись в автосалоне и увидев этот вызывающий оттенок «чили», она не колебалась ни секунды. Это было не просто средство передвижения — это был символ её освобождения. Рядом с ключами лежал яркий каталог семян: весной она собиралась полностью преобразить дачный участок — выкорчевать старые больные вишни, до которых у Александра так никогда и не дошли руки, и посадить гортензии. Она мечтала о них с юности, но семейный бюджет всегда уходил то на зимнюю резину для машины мужа, то на его модные костюмы, то на бесконечные «перспективные начинания», которые неизменно заканчивались ничем.

Резкий звонок в дверь пронзил вечернюю тишину как лезвие по струне спокойствия. Ирина вздрогнула и едва не опрокинула кружку. Она никого не ждала. Никита учился в другом городе в аспирантуре и связывался с ней только по видеозвонку, стараясь беречь её покой. Соседка Нина всегда стучалась очень деликатно — скорее шуршала пальцами по двери.

Она подошла к входу с учащённым сердцебиением и заглянула в глазок… Мир пошатнулся под ногами: сердце пропустило удар и тут же забилось где-то высоко в горле испуганной птицей.

На пороге стоял Александр.

Прошло ровно три года с того дня, как он собрал вещи с видом человека, отправляющегося покорять вершины или спасать человечество, и заявил ей: «Ты тянешь меня вниз». Он говорил тогда о том, что «перерос этот союз», что он «лев за решёткой быта» и что впереди его ждёт новая жизнь рядом с женщиной, которая действительно его понимает и ценит. Той девушке было двадцать три года; она работала администратором салона красоты и смотрела на него так восхищённо… По крайней мере так он утверждал.

Ирина открыла дверь не потому что хотела этого визита — скорее из растерянности… да ещё из давней привычки избегать сцен перед соседями.

— Привет, Ирка… — голос Александра звучал хрипло; исчезла прежняя бархатистость уверенного мужчины.

Он сильно изменился: постарел заметно; лицо осунулось так сильно, будто из него выпустили воздух. Кашемировое пальто цвета графита когда-то вызывало у него гордость: он купил его за счёт кредитки Ирины во время развода… Теперь оно выглядело жалко: ткань потёрлась до блеска; жирное пятно уродовало лацкан; пуговицы держались едва-едва. Под глазами залегли глубокие синяки; взгляд утратил прежнюю надменность — теперь там читалась усталость вперемешку со странным лихорадочным блеском.

— Здравствуй… Александр… — произнесла она спокойно без попытки отойти от двери или впустить его внутрь. Стояла прямо напротив него крепко держась за дверную ручку словно за щит между собой и прошлым. — Что тебе нужно? Алименты платить уже некому: Никита взрослый человек и сам себя обеспечивает.

— Пусти хоть зайти… поговорим… Дело серьёзное… Мы ведь столько лет прожили вместе…

Он съёжился весь как будто даже здесь было холоднее чем на улице; втянул голову в плечи словно защищаясь от невидимого ветра.

Ирина замялась всего на миг. Женская жалость бывает коварной вещью: память услужливо подсовывала образы того как она ухаживала за ним во время болезни; гладила рубашки каждое утро перед работой… Но тут же всплывали другие воспоминания: как он кричал из-за пересоленного супа; как унижал при друзьях называя её «домашней наседкой». Однако любопытство вместе с новой внутренней уверенностью пересилили сомнения…

— Заходи… — коротко бросила она и сделала шаг назад внутрь квартиры.

Продолжение статьи

Бонжур Гламур