Время от времени они с Мироном заглядывали «на чай», но вскоре каждый раз спешно уходили, ссылаясь на неотложные дела. Их визиты становились всё короче, а разговоры — всё более формальными. Молодые перестали откровенничать с Галиной, словно между ними выросла невидимая стена. Да и сам Мирон будто изменился — Галина уже не узнавала в нём своего сына. В голове всё чаще всплывала тревожная мысль: а вдруг это Полина его приворожила?.. Эти подозрения вызывали у неё раздражение и злость. Обиды, которые она не решалась озвучить, копились внутри.
И вот однажды, когда Полина вместе с Мироном пришли к Галине поделиться радостной новостью о скором пополнении в семье, Галина, не скрывая досады, резко обратилась к девушке:
— Ты уверена, что тебе это действительно нужно? Может быть, стоит подумать — не испортишь ли ты этим жизнь ни себе, ни моему сыну?
Эти слова прозвучали как пощёчина. Даже сама Галина не сразу осознала всю их жестокость. Её переполняло ощущение, что Полина вторглась в их с сыном жизнь и разрушила всё до основания. Полина ничего не ответила — лицо её побледнело, а обычно светящиеся глаза потускнели. Мирон же впервые посмотрел на мать чужим взглядом.
— Сколько же злости нужно носить в себе, чтобы сказать такое моей жене… — тихо произнёс он.
Он был готов защищать Полину до конца. И эти слова больно ранили Галину.
Никогда прежде он не говорил с ней так холодно и отчуждённо — словно перед ним была вовсе не мать. Когда они ушли даже не попрощавшись, Галина долго сидела одна в полной тишине.
«Это всё она…» — горько думала женщина. — «Если бы её не было рядом с ним… Мирон бы так со мной никогда не заговорил. Она его постепенно отвела от меня… А теперь и вовсе вычеркнула меня из его жизни».
Галине было трудно признать очевидное: именно она сама оттолкнула сына своими словами и поступками. Она продолжала ждать звонка от него день за днём. Прошло несколько недель в ожидании тишины. Она отправляла короткие сообщения: «Как ты?», «Ты ел?», «Зайди ко мне — испекла твой любимый пирог». Но ответа так и не последовало. Её гордость мешала набрать номер первой.
Постепенно пришло осознание: связь с единственным близким человеком оборвалась… Дом стал пугающе безмолвным. И впервые за долгое время Галина ощутила подлинное одиночество.
В ту ночь, когда до неё дошло всю глубину своей ошибки, она почти совсем не сомкнула глаз. Лежа без сна, вновь и вновь прокручивала в памяти тот разговор: свои резкие слова, молчание сына… Утром же, наливая себе чашку кофе на кухне, вдруг подумала:
«А если попробовать иначе?..»
Она решила отказаться от длинных сообщений или прямых извинений — это было бы ей несвойственно и выглядело бы натянуто. Но сделать что-то искреннее и доброе без слов она вполне могла себе позволить…