Её мать говорила, что Тамара появилась на свет в Житомире, росла в обычной хрущёвке, а этот дом достался ей в наследство, старый и ветхий. Но почему тогда руки её тряслись, когда она показывала снимки Прилук? Почему она ни разу не навещала это место?
Внезапно память вернула один эпизод: когда ей было около шести лет, мама привезла её сюда всего на пару часов. Тогда Тамара упала в погреб, кричала и звала на помощь, но никто не ответил. Её обнаружили под вечер, почти без сознания от страха. А потом — словно забыли об этом инциденте. Или заставили забыть?
Она поднялась, пошатываясь, и направилась обратно на кухню. На столе лежал дневник бабушки, раскрытый на последней странице. Там было лишь два слова, написанных неровным почерком:
«Прими его».
Тамара резко очнулась от холода. Огонёк в камине давно угас, и в комнате воцарилась густая, словно сажа, тьма. Вокруг царила гнетущая тишина — ни скрипа, ни ветра, ни даже тиканья старинных часов. Лишь… тихое, еле слышное дыхание. И снова — голос:
— Прими меня…
Она вздрогнула, встала с дивана, обернулась тёплым шерстяным платком и зажгла свечу. Пламя дрожало, будто само ощущало страх.
— Кто ты? — прошептала она в темноту. — Чего ты хочешь?
Ответа не последовало. Только лёгкие шаги, словно босые, направлялись наверх, к чердаку. Тамара подняла подбородок. Хватит. Ей надоело бояться. Если её судьба — умереть в этом доме, пусть хоть узнает — почему.
Лестница поскрипывала под ногами, но она продолжала подъём. Чердачная дверь была приоткрыта. За ней царил сероватый полумрак и запах пыли.
И там стоял он — мальчик. Тот самый. Слишком высокий для своего возраста. Без глаз, но с лицом, от которого режет сердце, потому что в нём угадывалось нечто знакомое.
— Ты… жил здесь, да? — голос сорвался. — Кто ты?
— Ты меня знала, — тихо ответил он. — Мы играли в саду. Мама прятала меня от всех. Потом пришли люди… И она сказала, что ты должна забыть обо всём. Так проще.
Тамара застыла, не в силах отвести взгляд. Сердце громко билось в груди.