— Тамара, где мои носки? — позвал Алексей из спальни, пока она, согнувшись над раковиной, отчаянно оттирала засохшую кашу с тарелок.
Она выпрямилась, ощущая боль в пояснице после очередной бессонной ночи у постели больной матери. Мать снова не спала, мучительно кашляла, а Тамара не отходила, меняла компрессы и точно по часам давала лекарства.
— Они в стирке! — ответила она, стараясь не повышать голос.
— Как в стирке? Я же вчера просил подготовить их!
Алексей возник в дверном проёме кухни с расстёгнутой рубашкой, растрёпанный и с недовольным выражением лица. Ему явно было безразлично, что она выглядит измученной, что под глазами тёмные круги, а руки дрожат от усталости.
— Ты вчера просил, а я была у матери в больнице до одиннадцати вечера, — тихо объяснила Тамара, не оборачиваясь. — Отцу тоже ставили капельницу.
— И что с того? Трудно было просто бросить носки в машинку?
— Это было трудно, — повернулась она к нему, сжав в руках мокрую тряпку. — Очень трудно было прийти домой в полночь, увидеть гору немытой посуды, которую оставил ты, и ещё думать о твоих носках.
— Ой, да перестань из мухи слона делать! — махнул рукой Алексей. — Ты в офисе спокойно работаешь, кондиционер, компьютер. А я на стройке вкалываю! Носки — мелочь!
Тамара медленно опустила тряпку на край раковины. Мелочь. Носки — мелочь. Как и завтрак, который она готовит каждое утро. Как и ужин, который он молча поглощает, уткнувшись в телефон. Как и её усталость, которую он просто не замечает.
— Мелочь? — полностью повернулась к нему. — Кто каждое утро в шесть встаёт, чтобы накормить тебя? Кто стирает, убирает, готовит? Кто трижды в неделю ездит к родителям и ухаживает за ними?
— Ну, это же твои родители! — пожал он плечами, будто этого было достаточно.
— Мои родители? — голос стал тише, но в нём прозвучала угроза. — А ты кто мне? Постоялец?
— Тамарочка, ну зачем злиться? — подошёл Алексей к холодильнику, открыл его и стал искать что-то поесть. — Я работаю! Деньги приношу! А ты…
— А я что? — прервала она.
— Ты дома целый день сидишь.
Внутри Тамары что-то лопнуло. Дома сидит. Восемь часов в офисе, потом магазины, готовка, уборка, стирка, больница, родители — и это значит «сидеть дома».
— Дома сижу, — медленно повторила она. — Понятно.
Взяла с полки банку кофе, открыла её. Руки тряслись так, что крышка звякнула о плиту. Алексей не заметил — он уже намазывал масло на хлеб, стоя спиной к ней.
— А ты не думал, — продолжила, насыпая кофе в турку, — что я тоже устаю? Что мне тоже хочется прийти домой и просто лечь на диван?
— Ложись тогда, — буркнул он, не оборачиваясь. — Кто мешает?
— Кто мешает? — рассмеялась, но смех получился надломленным. — Немытая посуда мешает. Грязная одежда. Пустой холодильник. Твои вопросы «а что на ужин?».
— Тамара, хватит! — наконец повернулся к ней Алексей. — Что ты, как маленькая? Все жёны так живут!
— Все жёны? — поставила турку на плиту. — А все мужья так живут? Как барчуки?
— Что я такого делаю? — развёл руками он. — Прихожу домой усталый, хочу поесть, отдохнуть. Это нормально!
— Нормально, — кивнула Тамара. — А то, что я прихожу домой и начинаю вторую смену — это тоже нормально?
Налила себе кофе, руки дрожали. Алексей смотрел с недоумением, словно она заговорила на непонятном языке.
— Ладно, не буду больше ничего просить, — проворчал он. — Сама найду носки.
И ушёл в спальню, оставив на столе крошки и открытую банку масла.
Тамара осталась одна на кухне с горячей чашкой в руках. За окном серое утро обещало быть таким же тяжёлым, как и предыдущие.
Допив кофе, она машинально начала собирать крошки со стола. Двадцать два года назад, когда они только поженились, Алексей сам мыл посуду. Дарил цветы без повода, называл её хозяйкой дома. А теперь…
— Тамара, а где пропуск на работу? — прозвучал голос из прихожей.
— На тумбочке у зеркала! — автоматически ответила она.
Даже не поблагодарил. Раньше хотя бы извинился, если ей было тяжело. Говорил: «Отдохни, я справлюсь». Когда всё изменилось? Возможно, когда родители заболели? Или раньше?
Мать слегла три года назад — сначала давление, потом сердце, а в прошлом году добавился диабет. Отец держался до последнего, но зимой упал на льду, сломал шейку бедра. Теперь едва ходит, а без посторонней помощи — никак.
— Тамара, не видела мои ключи? — заглянул Алексей на кухню.
— В кармане куртки, — ответила она, не поднимая головы.
Он кивнул и ушёл, даже не поинтересовавшись, как дела у родителей. Хотя вчера мать чувствовала себя настолько плохо, что Тамара серьёзно думала о вызове скорой.
Первые полгода Алексей ещё проявлял заботу, иногда ездил с ней к родителям. Но постепенно стал отнекиваться: работа, усталость, головная боль. Потом прямо заявил:
— Это твои родители, разбирайся с ними сама.
Будто она их одна родила.
Теперь вся забота легла на её плечи. Работа с восьми до пяти, потом магазин, дом, а трижды в неделю — ухаживание за родителями. Уколы, таблетки, процедуры, уборка, готовка. Мать стала совсем слабой, а отец хоть и старается помочь, но с больной ногой что он может?
— Я уезжаю! — крикнул Алексей, хлопнув дверью.
Тамара посмотрела на часы. Половина седьмого. До работы осталось полтора часа. Нужно успеть постирать, развесить бельё, приготовить ужин и заехать к родителям с лекарствами.
Она открыла стиральную машину и начала загружать одежду. Среди прочего попались именно те носки Алексея. Тамара взглянула на них и внезапно подумала: а что, если завтра утром он опять спросит про носки? И послезавтра? И через месяц?