И всё же не отпускала мысль: зачем всё это было? Для чего я старалась, терпела?
Ответ пришёл неожиданно.
Новый хозяин квартиры (Кристина, конечно, давно её продала) нашёл на антресолях конверт и через общих знакомых передал мне:
— Похоже, это принадлежит вам.
Конверт был выцветший, с надписью «Марии». Почерк Галины — безошибочно.
Внутри лежала копия завещания.
Оно было составлено за год до оформления дарственной. Завещание официальное, нотариально заверенное: квартира должна была быть поделена поровну между Богданом и мной. Свекровь подробно указала: «за заботу, терпение и доброту, проявленные ко мне Марией». Я перечитывала строки снова и снова — не веря увиденному.
Дарственная, оформленная позже, аннулировала завещание. Но из текста становилось ясно: изначально свекровь хотела иначе. Кто убедил её изменить решение всего за месяц до смерти?
Я знала ответ.
Я отправилась в ту же нотариальную контору, где оформлялась дарственная. Женщина-нотариус — сухая на вид и безразличная — долго искала документы в базе данных. Затем подняла глаза:
— Подпись поставлена лично при мне. Оснований для сомнений нет.
— Но она была тяжело больна, — сказала я тихо. — Под действием препаратов после химиотерапии… Разве это допустимо?
— Мы не врачи. Мы работаем по закону.
Я вышла на улицу, крепко сжимая конверт в руке. Внутри поднималось холодное чувство — смесь гнева и осознания происходящего. Кристина убедила мать или настояла на своём. И Богдан знал об этом.
Но один лишь документ ничего не решает. Нужно доказать недееспособность матери в момент подписания дарственной. А это значит — суды, экспертизы… годы борьбы.
Я убрала завещание в папку. Не ради имущества — ради справедливости.
Год тянулся мучительно долго. Я собирала медицинские справки, разыскивала свидетелей. Медсестра из клиники подтвердила:
— Да, за неделю до смерти женщина получала морфий… Не всегда понимала смысл документов.
Мой адвокат — молодая девушка с твёрдым характером и уверенностью в голосе — сказала:
— У нас есть шанс добиться правды. Главное сейчас — не отступать.
На первом заседании Кристина появилась в белоснежном костюме с адвокатом и стаканом кофе в руках. Улыбалась так спокойно, словно пришла на деловую встречу.
— Мария, тебе ведь всё равно ничего не нужно… Отпусти прошлое — станет легче, — прошептала она мне мимоходом.
Я промолчала. Мой взгляд остановился на фотографии матери Богдана — её принесли как вещественное доказательство времени и обстоятельств дела. Снимок запечатлел усталый взгляд женщины… словно она просила прощения за то, что произошло дальше.