— Мне нужно немного времени, — пробормотал он, не поднимая взгляда.
Оксана криво усмехнулась:
— У тебя его уже нет. Чемодан у двери.
Он вздрогнул, но ничего не ответил. Молча поднялся, надел куртку и вышел, даже не оглянувшись.
Оксана захлопнула за ним дверь и облокотилась на неё спиной. Впервые за долгое время она ощутила: сделала шаг к освобождению. Болезненный, пугающий — но единственно возможный.
В ту ночь ей долго не удавалось заснуть. Сначала слёзы лились сами собой, потом вдруг её охватил смех. А после она просто лежала в темноте и вслушивалась в кашель старика из соседней квартиры. Мир продолжал жить своей жизнью. А её — только начиналась заново.
Разрыв был неизбежен — он разломал её прошлое, как удар разбивает стекло. Возврата уже не существовало.
Прошла неделя. Александр всё ещё оставался у Марии. Оксана не звонила ему и не писала — и вдруг поняла: ей это даже по душе. Тишина в доме стала исцеляющей: никто больше не разбрасывает носки под диваном, не хлопает дверцей холодильника среди ночи и не требует «нормальной еды вместо этих салатиков».
Но ощущение покоя оказалось мимолётным. В субботу вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояли Мария с Александром — серьёзные, будто пришли обсуждать завещание богатого родственника, а не беседовать с молодой женщиной.
— Мы тут подумали… — начала Мария, поправляя воротник пальто. — Раз квартира принадлежит Ткаченко, а не тебе лично, то разумно было бы её продать и поделить деньги поровну.
Оксана нахмурилась:
— Простите… что вы предлагаете?
— Продать! — уверенно повторила Мария. — Ткаченко могут жить на даче или в доме за городом. А вы с Сашей купите себе что-то новое вместе. Это будет честно и справедливо.
Оксана прищурилась:
— По-настоящему справедливо было бы перестать считать чужое жильё своим собственным.
Александр сделал шаг вперёд; голос его дрожал от напряжения, но слова звучали решительно:
— Я так больше не могу, Оксан… Ты скрывала от меня правду. А семья должна строиться на доверии. Если квартира тебе не принадлежит — значит, у нас нет основы для будущего.
Оксана тихо рассмеялась — с такой горечью в голосе, что сама почувствовала боль внутри груди:
— Основа? А годы нашей жизни? А ремонт, который я тянула одна? А моя любовь к тебе? Это разве ничего?
— Это другое… — сказал он коротко и отвёл взгляд.
И тогда Оксана окончательно осознала: всё кончено.
Она подошла к вешалке, сняла его куртку с крючка и вручила ему:
— Забирай свою маму со всеми её «принципами» и уходи отсюда навсегда.
— Ты что творишь?! — Мария вспыхнула от возмущения. — Это же твой брак рушится!
— Не брак это был… Иллюзия! Фокус! — Оксана стояла прямо; руки дрожали от напряжения, но голос звучал твёрдо и ясно: — Я больше не вещь между тобой и твоей мамочкой! Я человек! Женщина!
Она распахнула дверь настежь. Александр колебался мгновение-другое, но Мария взяла его под руку и повела прочь.
Когда они ушли за порогом, Оксана закрыла дверь и снова прислонилась к ней спиной. В квартире воцарилась настоящая тишина.
Через неделю она подала документы на развод. Когда Ткаченко узнали обо всём произошедшем, предложили переоформить квартиру на неё самой – но Оксана отказалась:
— Пусть останется как есть… Это будет моим фильтром: если кто-то появится рядом со мной снова – сразу станет ясно: он ради любви или из-за «бумажки».
Она улыбнулась – печально, но искренне. И впервые за долгое время ощутила себя по-настоящему свободной женщиной.