Я внимательно наблюдала за его реакцией. Ничего. Абсолютно ничего. Лишь слабый профессиональный интерес.
Либо у него была стальная выдержка, либо он действительно ничего не помнил. Второй вариант казался мне еще более ужасным.
— Забавная метафора, — подвел он итог. — Значит, вы видите заботу сына как попытку отнять у вас что-то? Это ощущение появилось давно?
Он проводил допрос. Осторожно, методично, загоняя меня в ловушку поставленного им же диагноза. Каждое мое слово, каждый жест он собирался интерпретировать в нужном ему русле.
— Владимир, — я обратилась к сыну, игнорируя психиатра. — Пожалуйста, проводи доктора. Нам нужно поговорить наедине.
— Нет, — резко ответил он. — Мы обсудим все вместе. Я не хочу, чтобы ты потом снова манипулировала и играла на жалости. Александр Петрович здесь как независимый эксперт.
«Независимый эксперт». Мой бывший муж, который не платил алименты, потому что даже не знал о существовании сына.
Отец, которого Владимир никогда не встречал. Ирония была настолько жестокой, что хотелось рассмеяться вслух. Но я сдержалась. Смех они тоже могли бы записать к симптомам.
— Хорошо, — неожиданно сдалась я. Чувствовала, как во мне что-то остывает и превращается в острый ледяной клинок. — Раз вы так настаиваете… Расскажите, что предлагаете.
Владимир заметно расслабился, обрадованный моей внезапной покладистостью.
Он с воодушевлением начал описывать преимущества маленькой студии в новостройке на окраине Житомира. Рассказывал о консьерже, о «таких же, как ты, бабушках» на лавочках.
Я слушала его и смотрела на Александра. И внезапно поняла.
Он не просто не узнал меня. Он смотрел на меня с той же легкой брезгливостью, с какой всегда относился к тому, что считал ниже себя: к моей любви к простому ситцу, к моим книгам в мягких обложках, к моей «провинциальной» сентиментальности.
Он сбежал от этого много лет назад. А теперь, по воле судьбы, вернулся, чтобы вынести окончательный приговор. Объявить «больной» и убрать с глаз долой.
— Я подумаю над вашим предложением, — сказала я, поднимаясь. — А теперь, пожалуйста, оставьте меня. Мне нужно отдохнуть.
Владимир просиял. Он добился своего. Я «согласилась подумать».
— Конечно, мам. Отдыхай. Я позвоню завтра.
Они покинули квартиру. Александр на прощанье бросил на меня короткий взгляд, полный лишь профессионального удовлетворения.
Я закрыла дверь на все замки. Подошла к окну и наблюдала, как они выходят из подъезда. Владимир оживлённо что-то рассказывал, жестикулируя. Александр слушал, положив руку на плечо. Отец и сын. Какая идиллия.
Они сели в его дорогой автомобиль и уехали. А я осталась. В своей квартире, которую они уже мысленно поделили.
Но они не учли одного. Я была не просто старой сентиментальной женщиной. Я была женщиной, которую однажды уже предали. И второго раза я не позволю.
На следующий день ровно в десять прозвучал звонок. Владимир был бодр и до тошноты деловит.
— Мам, привет. Как ты, отдохнула? Александр Петрович сказал, что для полноты картины нужна еще одна встреча. Более… формальная. С тестами. Он может приехать завтра в обед.
Я молчала, перебирая в руках старую серебряную ложечку — единственную вещь, что осталась от моей бабушки.
— Мам, ты меня слышишь? — в голосе сына проснулась нетерпеливость. — Это просто формальность, чтобы все было по закону. Ольга уже даже шторы присмотрела для гостиной. Говорит, сюда идеально впишутся оливковые.
Щелчок.
Это был не просто звук. Это было ощущение. Что-то тонкое и натянутое до предела во мне лопнуло. Шторы.
Они уже выбирали шторы в мою квартиру. В мой дом. Меня еще даже не списали со счетов, а они уже делили мою жизнь, мою мебель, мое пространство.
— Хорошо, — произнесла я ледяным голосом. — Пусть приезжает. Жду.
Я положила трубку, не выслушав его радостных речей. Все. Хватит. Хватит быть понимающей, слабой, удобной. Хватит играть роль жертвы в их пьесе. Пора начать свою.
Первым делом я включила ноутбук. «Психиатр Александр Петрович Иванов».
Интернет знал все. Вот он, мой бывший Александр. Успешный врач, владелец частной клиники «Гармония души», автор научных работ, эксперт на телевидении.
На фото он уверенно улыбался, излучая надежность и профессионализм.
Я нашла номер клиники. И записалась на прием. На свое девичье имя — Тамара Захарова.
Администратор вежливо сообщила, что у доктора есть «окно» завтра утром. Какая удача.
Весь вечер я разбирала старые коробки. Искала не доказательства. Искала себя.
Ту двадцатилетнюю, которую он бросил беременной, потому что она «не соответствовала его амбициям». Ту, которая выжила, воспитала сына, дала ему все, что могла.
И вот он, этот сын, вырос и привел своего успешного папочку, чтобы тот помог избавиться от «проблемной» матери.