«Ты всегда такая немногословная?» — тихо спросил Богдан, наблюдая за Ганной, усталой от жизни и заботы о больной матери

Наконец-то, надежда стала реальнее хлеба.

— Захотелось угостить вас с мамой, — произнёс он с тёплой улыбкой. — Подумал, ты не будешь против.

Ганна открыла ему дверь. Мама, как назло, не спала, но только пробурчала из-за комнаты:

— Гость? Ну хоть кто-то заходит. А то я уж подумала — совсем одна осталась. Это что, жених?

Богдан спокойно улыбнулся и ответил:

— Добрый вечер.

На кухне он неспешно разложил на столе хлеб и булочки, словно бывал здесь не впервые. Нашёл нож, достал чашки из шкафа и поставил чайник с водой.

Ганна наблюдала за ним молча.

— Ты ведь не злишься на меня за то, что я раньше тебя не впускала? — спросила она негромко.

Он пожал плечами:

— Я знал, что однажды ты откроешь дверь. Просто не знал когда именно. А прошлой ночью вдруг понял…

Она опустилась на стул и смотрела, как он аккуратно нарезает хлеб и протягивает ей ломтик.

Позже, между глотками горячего чая, Ганна тихо произнесла:

— Никто раньше столько для меня не делал… Просто так. Без повода. Ну… кроме мамы.

Он задержал взгляд на ней дольше обычного и сказал:

— Это вовсе не случайно. Разве ты не видишь? Ты мне небезразлична.

В тот миг в сердце Ганны будто растаял лёд. Слёзы текли беззвучно — уже не от боли, а от неожиданного тепла внутри.

Он остался дольше приличного времени — вовсе не потому что так планировал, а потому что просто не мог уйти. В тишине кухни слышалось лишь лёгкое бульканье чайника.

Ганна сидела напротив него и избегала прямого взгляда, но её руки сами собой тянулись к его ладони на столе.

— Хочешь… чтобы я остался? — спросил он почти шёпотом.

Она задумалась на мгновение и слегка кивнула:

— Просто побудь рядом… Мне это нужно. — Голос её дрожал от страха потерять этот момент.

Он мягко улыбнулся:

— Тогда я останусь. Пока сам тебе надоем.

— Не выгоню тебя… Никогда, — прошептала Ганна в ответ.

Он накрыл её руку своей ладонью с такой нежностью, будто хранил самое дорогое в мире.

***

Проходили дни. Мама шла на поправку: голос стал увереннее, а в глазах появилась прежняя теплота. Ганна замечала эти перемены и чувствовала надежду возвращающейся в дом. Всё это время Богдан был рядом: помогал по хозяйству, приносил лекарства для мамы и никогда ничего лишнего не спрашивал — просто делал всё необходимое без слов. Ганна смотрела на него с удивлением: чем она заслужила такое отношение?

Однажды поздним вечером он вернулся с тяжёлым пакетом в руках:

— Там сухофрукты… Ты говорила как-то: мама их любит.

— Я… даже не помню такого… — растерялась Ганна.

Он лишь пожал плечами:

— Может быть показалось…

И вдруг мама действительно попросила:

— Доченька… дай кураги…

Когда она медленно жевала кусочек сухофрукта, будто вспоминая вкус жизни заново, у Ганны защипало в горле от нахлынувших чувств.

А Богдан тем временем сидел за столом спиной к ним и что-то чертил ручкой на листке бумаги — будто это всё происходящее было его привычной жизнью уже давно…

Однажды вечером он вернулся из аптеки и остановился у двери:

— Ганна… давай жить вместе? Без спешки… Просто быть рядом каждый день. Я больше не хочу засыпать без тебя рядом…

Она ничего ему не ответила словами — просто прижалась к нему всем телом и душой: любовь переполняла её сердце до краёв…

Тёмная полоса жизни сменилась светлой дорогой… И мечты стали явью. Ганна верила: любовь с надеждой победили всё плохое в её судьбе. А на кухонном столе у неё теперь всегда лежал свежий хлеб…

Продолжение статьи

Бонжур Гламур