— Ну, почти.
— В твоём положении лучше поменьше суетиться.
— Тебе же рожать. — А ты зачем сюда пришла?
— Чтобы увидеть, как я превращаюсь в жену-инвалида? — её голос неожиданно стал серьёзным. — Просто хочу, чтобы всё было честно. Виктор заслуживает знать правду.
— Или ты правда думаешь, что мы ему не нужны?
Анна встретила взгляд этих наглых, уверенных глаз.
Ни малейшего сомнения.
Ни капли сочувствия.
Только игра.
Только замысел.
И Виктор — всего лишь пешка в этом спектакле. — Уходите обе, — тихо произнесла она. — Из моей жизни.
Оставьте меня и моего ребёнка в покое. — Но это же и его ребёнок, разве нет? — с лёгким наклоном головы спросила Ирина. — Или… всё же нет?
Анна подняла руку и с размаху дала ей пощёчину.
Та отпрянула, глаза заблестели. — Ах ты… — Только попробуй, — прошипела Анна. — Я не твоя слабая.
Я не Виктор.
Ночью она собрала свои вещи.
Без слов.
Без слёз.
Просто методично укладывала три года своей жизни в два чемодана и одно сердце.
Положила ладонь на живот — он там, он с ней.
Виктор не появился.
Не произнёс ни слова.
Выйдя на лестничную площадку, она вдруг услышала, как хлопнула дверь и послышался знакомый голос: — Всё равно вернёшься, — крикнул он вслед. — Ребёнку нужен отец.
Или ты опять будешь ходить по кругу?
Анна оглянулась, посмотрела на тёмный проём квартиры — и тихо, почти спокойно ответила: — Лучше без отца, чем с таким.
И ушла.
В темноту, в ночь, в новую жизнь.
Через две недели после её ухода начались звонки.
Сначала — с неизвестных номеров.
Затем — молчание в трубке.
Потом — сообщения от тёти Вали, которая сто лет не вспоминала о племяннице, но теперь вдруг решила узнать, всё ли у неё в порядке, не в больнице ли она случайно.
Было ясно: Ирина запустила в ход “доброжелателей”. — Мерзкая баба, — бормотала Анна, монотонно помешивая гречку в кастрюле. — Ходячая сплетня.
Только бы кому навредить.
Теперь она жила у подруги, в трёшке, которая досталась той от бабушки.
Не роскошь, но на первое время — вполне приемлемо.
Тихо.
Уютно.
И никто не лазил в твои ящики с бельём.
Однако спокойствие продлилось недолго.
В пятницу вечером раздался звонок в дверь.
В глазок — женщина лет шестидесяти, в меховой накидке, губы плотно сжаты, взгляд… именно такой.
Как будто тебя просветили с головы до ног на тему “как неправильно ты живёшь”. — Здравствуйте, — Анна открыла с напряжённой вежливостью. — Ты Ана, да? — женщина вежливо не представилась. — Я Нина Ивановна.
Мать Виктора.
Ну конечно.
Долго же вы ехали, мамочка… — Проходите, — сухо ответила Анна. — Только не травите чай. — У нас это семейное дело, — отрезала та, заходя внутрь. — Любим всё со вкусом яда.
Села на край дивана, положив сумочку на колени, словно гранату. — Виктор сказал мне, что ты ждёшь ребёнка. — Не он один. — И что это… не от него, — женщина слегка скривилась. — А он для меня не чужой человек.
И не мальчик.
Умный, надёжный.
Не могу поверить, что он стал бы… выдумывать. — Сомневаюсь, что вы сюда за правдой пришли, — Анна сжала губы. — Скорее — с приговором. — С предупреждением, — Нина Ивановна посмотрела прямо в глаза. — Квартира, где вы жили, принадлежит Виктору и мне.
В равных долях.
Мы купили её задолго до его женитьбы.
Половина — моя.
Я внесла деньги после продажи дачи.
Ты в курсе? — Нет, — Анна задумалась. — Но теперь, видимо, буду. — Значит так.
Поскольку ты ушла, а вещи твои до сих пор там — я их трогать не стану.
И советую тебе самой забрать всё.
Иначе — в мешки и на помойку. — Подождите… — Анна побледнела. — Но я там была прописана.
Постоянно.
Три года. — Прописка — не собственность, девочка моя, — женщина наклонила голову, словно учительница, читающая нотацию двоечнице. — Ты же юрист, как мне говорили? — Менеджер по закупкам. — Вот и поупражняйся в закупке коробок для своих вещей. — У меня там личные вещи.
Документы.
Диплом.
Ювелирные украшения от покойной мамы… — Я предупредила, — встала Нина Ивановна. — Ты сама всё разрушила.
И нечего теперь играть роль беременной мученицы.
Все эти проблемы — твои.
Виктор хороший.
Просто ты — не та.
И не для него. — А Ирина — та? — По крайней мере, не лжёт. — Да?
А про измену в Луцке она вам не рассказывала?
Или о том, как у неё был любовник на работе, пока Виктор был в вахте?
Глаза свекрови заблестели. — Не лезь, куда не звали. — Это вы пришли ко мне в дом.
Или вы уже не понимаете — где чья территория? — Квартира не твоя, — сухо и громко сказала Нина Ивановна. — Это главное, что тебе нужно запомнить.
На следующее утро Анна поехала туда сама.
В ту квартиру, где пахло кофе и жареными сырниками.
Где она когда-то гладила рубашки Виктору, даже те, которые он не надевал.
Где смеялась, сидя на подоконнике, и верила, что так будет всегда.
Дверь открыла Ирина.
В пижаме.
С чашкой кофе.
Губы — в помаде.
Волосы распущены. — Ааа, заблудшая дочь вернулась.
Проходи.
Можешь попрощаться с мебелью. — Я за своими вещами. — Вещи в зале.
Упакованы.
Я лично следила.
Даже трусы пересчитала.
Всё, что пригодно — сложено.
Всё, что требовало стирки — выкинула. Сама знаешь, у тебя носки — это как носовые платки в дурдоме.