Она вошла в его жизнь три месяца назад — заехала в мастерскую, чтобы заменить масло в своём потрёпанном «Форде». Женщина лет тридцати пяти, в строгом сером костюме, с короткой стрижкой и внимательным взглядом карих глаз. Работала в налоговой, но Владислав узнал об этом не сразу.
— Ты собираешься весь день в пустоту смотреть или всё-таки объяснишь, что случилось? — Ганна выхватила у него сигарету и потушила её.
Владислав тяжело выдохнул:
— Сестра… Я разрушил ей жизнь. Из-за меня она осталась без квартиры.
— Я в курсе. Ты уже рассказывал. Не меньше двадцати раз, если быть точной.
— Она меня теперь ненавидит.
— А ты хоть что-то сделал, чтобы всё исправить? — В голосе Ганны не было упрёка, только спокойный интерес.
— Что я могу? — Он развёл руками. — Я механик. В долгах по уши. Вторая жена оформила на меня кредиты и исчезла. Сам живу на съёмной, питаюсь лапшой быстрого приготовления…
— Хватит, — резко прервала она. — Прекрати жалеть себя. Ты умеешь работать руками, у тебя отличная репутация в Броварах — клиенты к тебе возвращаются. Почему до сих пор работаешь на кого-то?
— У меня даже стартового капитала нет…
— Вот поэтому у тебя и нет ничего, — Ганна схватила его за плечи и повернула к себе. — Потому что ты сам в себя не веришь. Слушай внимательно. Завтра идёшь в банк, оформляешь кредит на открытие собственного дела. Я стану твоим поручителем. Снимаешь гараж, покупаешь оборудование, начинаешь работать на себя.
— Ты с ума сошла? Какой ещё кредит? Я не потяну…
— Потянешь, — в её взгляде была такая уверенность, что Владислав на миг поверил. — Потому что я буду рядом. Буду следить, помогать, подталкивать, когда опустятся руки. Но ты будешь вкалывать. Потому что ты должен сестре. Не деньгами — ты обязан доказать ей, что не сломался. Что способен на большее.
— Зачем тебе это? — прошептал он. — Зачем я тебе нужен? Я же никто. Дважды разведен, с кучей долгов…
Ганна помолчала, глядя ему прямо в глаза:
— Знаешь, что я в тебе увидела? Человека, который не ожесточился. Который отдал свою квартиру, потому что ребёнку нужна была крыша над головой. Это либо полный дурак, либо очень хороший человек. Я решила выяснить, что из этого правда. — Она усмехнулась. — Оказалось, и то, и другое. Но хороших людей мало. А хорошему человеку просто нужен толчок. Я и буду этим толчком.
— Я не подведу тебя, — хрипло произнёс Владислав.
— Меня не подведёшь. Себя — вот это будет действительно больно.
***
Год пролетел незаметно.
Оксанка стояла у окна своего небольшого кабинета, наблюдая за дождём. Ноябрь. На улице промозгло, но внутри было тепло — в этом месяце она впервые получила премию, равную трём её прежним окладам.
Григорий не подвёл. Работы было много, но Оксанка справлялась. Более того — у неё оказался настоящий талант к этой профессии. Она умела находить общий язык даже с самыми трудными клиентами, организовывала процессы так, что всё шло без сбоев.
— Оксанка, — в дверь заглянула Нина, её секретарь, — тут… в общем, ваш брат пришёл. Говорит, срочное дело.
Сердце сжалось.
— Скажи, что меня нет.
— Я уже сказала. Он ответил, что подождёт.
Оксанка сжала кулаки. Прошёл целый год. Она не видела Владислава, не отвечала на его звонки, удаляла сообщения, не читая. Просто вычеркнула его из своей жизни.
— Пусть уходит.
— Он сказал, что не уйдёт, пока вы не выйдете. Уже два часа сидит в приёмной.
Чёрт.
Оксанка вышла в приёмную. Владислав сидел на диване — в новой куртке, в чистых джинсах. Вид у него был другой — будто стал выше, расправил плечи. Лицо загорелое, подтянутое. И глаза — живые.
— Оксанка, — он вскочил. — Спасибо, что вышла. Я понимаю, ты не хочешь меня видеть, но…
— У тебя три минуты, — отрезала она. — Говори и уходи.
Он кивнул, вытащил из кармана конверт:
— Здесь деньги. Половина стоимости квартиры бабушки. Я заказал оценку, узнал среднюю цену. Это твоя часть. Та, которую должен был тебе вернуть.
Оксанка молча взяла конверт. Открыла. Внутри — пачка гривен, перевязанная резинкой.
— Откуда?
— Заработал, — спокойно ответил Владислав. — У меня теперь свой автосервис. Небольшой, но свой. Работаю без выходных, но дело идёт. Вот, за год накопил. Понимаю, что поздно. Понимаю, что это не исправит прошлого. Но это всё, что я могу.
Оксанка смотрела на конверт. Рука дрожала.
— Думаешь, деньгами можно всё исправить? — её голос был тих, но в нём звенела решимость. — Думаешь, купюры изменят прошлое?
— Нет, — Владислав покачал головой. — Ничего не изменят. Простишь ты меня или нет — решать тебе. Но я должен был это сделать. Для себя. Чтобы хоть как-то загладить вину.
— А Татьяна? — Оксанка подняла на него глаза. — Квартира?
— Подал в суд. Пытаюсь доказать, что дарственная была под давлением, что она обещала переоформить. Шансов мало, но я стараюсь. Нашёл адвоката, плачу в рассрочку. — Он сглотнул. — Знаешь, что самое страшное? Не то, что я остался без жилья. А то, что предал тебя. Самого родного человека.