— Сегодня вечером я переночую у подруги, — сухо произнесла она. — А завтра собираюсь к нотариусу.
— Зачем?
— Хочу выяснить, можно ли продать часть квартиры, которую унаследовала от отца, — ответила Ольга, и её глаза были холодны, словно лёд из морозильника. — Чтобы на вырученные средства приобрести себе… двадцать квадратных метров счастья. Без вас двоих.
Он молчал. Лишь выдохнул и, как всегда, остался нейтральным.
Под вечер Оля ушла. Ливень барабанил по асфальту. Людмила Петровна переставляла баночки на полке, словно фигуры в шахматной партии. Она уже выиграла первый ход. Но не подозревала, что это была лишь разминка.
— Слушай, может, съездишь в Одессу? — предложила подруга Оли, Наташа, почесывая пятку и глядя в телевизор. — Или хотя бы на Буковель. Говорят, там воздух чистый, словно у младенца в лёгких. Приятный и редко обижается.
Оля сидела на ковре, завернувшись в плед и держа бокал с чем-то розовым, полуигристым и не самым дешёвым.
— Я не хочу на Буковель, — сказала она, — я хочу мужа, который встанет и скажет: «Мама, съезжай». Или хотя бы просто поднимется.
— Ну, Игорь не бультерьер, он не поднимется. Он… — Наташа намотала лапшу с вилки. — Он из тех, кто постоянно лежит. Знаешь, таких, которых в любой момент можно застать в горизонтальном положении. У кого инициатива — это имя какого-то грузина, но не его.
Оля усмехнулась.
— А у тебя дар. Сарказм у тебя, как будто в аптеке по рецепту берёшь.
— У меня просто аллергия на пассивных мужиков. Знаешь, как это бывает? Вроде лицо есть, паспорт есть, а человека как будто нет. Стоит в углу, шепчет: «Я просто не хочу конфликтов…»
— Я, — вздохнула Оля, — действительно думала, что у нас будет семья. Что он поймёт… защитит. Я даже согласилась жить с ним в той квартире, хотя отец оставил мне отдельную. Но Игорь тогда сказал: «Зачем нам разъезжаться? Вместе веселее».
— А сейчас весело?
— Сейчас я живу, словно в реалити-шоу. «Моя свекровь — шеф-повар апокалипсиса». А муж — ведущий, который всё время пьёт чай за кадром.
Она поднялась и прогулялась по комнате.
— Знаешь, что самое ужасное?
— Что?
— Что я теперь боюсь возвращаться домой. Я иду с работы и думаю: что там? Опять будет замечание, как я режу хлеб, или почему не глажу трусы Игоря. И ведь говорит не он — а она. А он сидит, как прилежный хорёк. Уткнулся в планшет и молчит.
— Угу, — кивнула Наташа, — и вот ты стоишь, взрослая женщина, с высшим образованием, с ипотекой, и боишься старой дамы с коллекцией фирменных обид.
— Вот именно! — Оля чуть не пролила вино. — Причём сначала я пыталась… правда пыталась. Уважать. Прислушиваться. Но она не слушает. Она давит. Влезает. Критикует каждое слово. Всё время что-то переделывает — то я не так пыль вытираю, то бульон у меня «как в столовке».
— А тебе нравится так жить? — серьёзно спросила Наташа. — Если без шуток?
— Нет, — честно ответила Оля. — Мне кажется, я потерялась. Я не живу. Всё время словно прячусь от кого-то. Даже в ванной. Там уже беру с собой телефон, чтобы уединиться. Скоро клиника по переписке начнёт мне советы давать.
— Значит, пора принимать решение.
— Я уже начала. Завтра поеду в свою квартиру. Посмотрю, в каком она состоянии. Может, удастся быстро сделать косметический ремонт и переехать.
Наташа подняла бокал.
— За твою территорию. Без посягательств.
На следующее утро Ольга стояла у входа в старенькую двухкомнатную квартиру, что досталась ей от отца. Дом был облупленный, панельный, но в нём было что-то… родное. Как в старом фотоальбоме из детства. Пахло листвой и старым домофоном.
Замок туго провернулся. Внутри пахло пылью, книгами и… свободой.
Оля обошла комнаты. Старые обои, потускневший ламинат, карниз с крючками — всё было словно застыло во времени и ждало её возвращения. Она подошла к кухне, включила воду — струя еле текла. Газ работал. Холодильник молчал. Да и бог с ним.
— Ну что, мой родной отцовский шкаф, — сказала она, ласково поглаживая дверцу. — Похоже, нам с тобой ещё предстоит пожить вместе.
Она вздохнула, потом взяла телефон.
ЗВОНОК
— Алло, Игорь?
— А? Оля, ты где?