На кухне тихо капал кран. Где-то за окном прозвучал щебет ласточки. И в этот миг Оля впервые за долгое время ощутила: это теперь её мир. Её собственное пространство. Без утренних шорохов и фраз типа: «У нас в семье так не принято».
Переезд прошёл легко, особенно когда из «совместной» жизни берёшь лишь то, что можешь унести самостоятельно. Ни мебели, ни общего — лишь один чемодан, ноутбук, кактус и грусть. Всё.
К концу недели Оля уже устроилась: она покрасила кухню в бледно-оливковый цвет, разместила на подоконнике кофемашину — подарок от коллег — и приобрела новый плед. Мягкий, серый, взрослый. Не тот лоскутный из прежней жизни, где каждое утро начиналось со слов: «Ты опять не закрутила зубную пасту, Оля. Как тебя вообще берут на работу?»
Здесь никто не напоминал ей, что «девочка должна быть сдержаннее». Никто не объяснял, как правильно резать хлеб, и не пытался вытереть ей нос фразой «А я же тебе говорила!»
Игорь позвонил дважды. В первый раз молчал. Во второй — предложил «просто встретиться, без претензий».
— Только не у мамы, — уточнил он.
— Конечно, не у мамы, — ответила Оля. — Там давно не моя планета.
Они встретились в кафе, где когда-то отмечали её защиту диплома. Оля пришла в простом чёрном платье и с серьёзным выражением лица. Игорь — в рубашке, которую она когда-то ему подарила. Парадокс: даже на расставание он надел её подарок.
— Ты отлично выглядишь, — произнёс он, моргая. — Отдохнувшая. Кажется, тебе стало легче.
— Потому что так и есть, — Оля не играла в кокетство. — Я вышла из клетки. И самое страшное — она была с цветочками. Почти уютная. Пока не понял, что там воздух — на час в день.
— Оля, я ведь тоже был в ней. Я не жил, я просто… существовал.
— Да? — Оля наклонила голову. — А кто тебя туда загнал, Игорь? Я? Или ты сам туда залез, потому что там не надо принимать решения?
Он молчал.
— Ты хоть осознаёшь, что сделал? — её голос почти не звучал, но внутри кипела вся злость, накопленная за годы. — Ты выбрал не меня. Не жену. Ты выбрал тишину. Мамин борщ и папины тапки. Ты выбрал «без скандалов», и тем самым — предал.
— Я просто хотел, чтобы всё было спокойно…
— Спокойно? — Оля усмехнулась. — Ты даже стул на кухне за мной не постоял. Даже кружку. Мама сказала, что я ставлю её в раковину — и ты начал пить из другой. Это твоя «спокойная жизнь»?
— Мне не хватило храбрости, — признался он честно. — Я боялся.
— А я жила с твоим страхом. Каждый день. Пыталась вдохновлять, терпела, объясняла. А потом поняла — ты не изменишься. Не хочешь. Потому что в этом болоте чувствуешь себя в безопасности. Потому что всегда кто-то тебя спасёт. Только не я. Больше — нет.
Он уставился в стол.
— Я думал, мы справимся…
— Мы? — Оля наклонилась. — А когда ты в последний раз сказал «мы»? Когда мама переставляла мои трусы в ящик и говорила, что «такой беспорядок недопустим»? Или когда она выбросила мой проект, решив, что это «неудобные бумаги на её подоконнике»?
— Я не знал, что…
— Ты знал. Просто молчал. Как всегда.
Она поднялась. Игорь тоже встал, держа счёт в руке, словно последнюю каплю надежды.
— Оля, а может всё-таки… начать заново? Я попробую. Я же люблю тебя.
Она посмотрела на него. Долго. Печально улыбнулась.
— А я — себя. И мне этого впервые достаточно.
Повернулась и ушла. За дверью кафе шел дождь, лёгкий, мелкий, тёплый. Она шла босиком по лужам. Глупо, красиво, по-женски. Плевать, что прохожие наблюдали. Она ощущала: всё. Она — вышла.
На следующее утро пришло сообщение от нотариуса:
«Подтверждаем, что квартира, доставшаяся вам по наследству, полностью оформлена на ваше имя. Документы готовы.»
Она смотрела в экран и улыбалась.
Сначала — один квадратный метр. Потом два. Потом двадцать.
И ни одного чужого шага за спиной.