— Ты забеременела, чтобы привязать к себе моего сына, — эти слова Валентины до сих пор звенели в ушах.
Даже сейчас, разговаривая с мужем, я будто слышала их снова…
— Екатерина, ну не веди себя как ребенок! — Богдан раздраженно дернул плечом и отвернулся к окну. — Мама просто переживает. За нас обоих. За наше будущее.
— Наше? — внутри поднималась знакомая волна тошноты, но это была не беременность. — Богдан, твоя мать при всех заявила, что я нарочно забеременела, чтобы тебя удержать.
— Ну и что? А вдруг она права? Ты ведь сама говорила, как мечтала о ребенке…
Я смотрела на его затылок с тем самым вихром на макушке, который раньше так любила гладить по утрам. А теперь передо мной стоял чужой человек.
Когда это произошло? В какой момент мой Богдан — тот самый, кто носил меня через лужи на руках и читал стихи под луной — превратился в обиженного мальчика на поводке у матери?
Все началось не после свадьбы. Нет… если быть честной с собой — задолго до нее. Вспоминаю ужин у его родителей. Валентина тогда встретила меня холодным взглядом и оценила с головы до ног так же придирчиво, как породистая собака разглядывает дворнягу.
— Екатерина? Какое… имя из прошлого века, — протянула она с паузой полнейшего неодобрения: в ней читалось всё — от презрения до снисходительной насмешки и предчувствия будущих унижений.
Ирина хихикнула:
— Мамочка! Сейчас это называется «ретро».
Тогда Богдан крепко сжал мою ладонь под столом. Я восприняла это как знак поддержки. Но ошиблась горько.
После свадьбы он настоял на том, чтобы я оставила работу.
— Зачем тебе эта бухгалтерия? — удивился он однажды утром, когда я собиралась в офис после медового месяца. — Я ведь зарабатываю достаточно для нас обоих.
— Но мне нравится моя работа… Там друзья, интересные задачи…
— Екатерина! Ну что ты выдумываешь? Женщина должна заниматься домом и создавать тепло в семье.
Теперь мое «тепло» заключалось в бесконечной уборке: я готовила по рецептам Валентины, мыла полы до блеска, стирала и гладила его рубашки вручную (ведь химчистка якобы портит ткань). А вечерами сидела одна: Богдан либо задерживался на работе, либо был у мамы («Она же одна… ты ведь понимаешь»).
Позже Валентина начала приходить без предупреждения: у нее были ключи «на всякий случай». Она открывала шкафы без стеснения, заглядывала в холодильник и качала головой с видом эксперта.
Каждый ее визит сопровождался шквалом замечаний: советы сменялись нравоучениями без малейшей паузы для ответа или возражения.