На третий день гора тарелок в раковине выросла, словно сталактит.
Игорь копался в шкафах, доставая спрятанные запасы. Оказалось, что у них гораздо больше посуды, чем Тамара предполагала.
На четвертый день он решил экономить. Одну чашку использовал и для кофе, и для чая. Тарелку после завтрака быстро ополаскивал и возвращал обратно в шкаф.
На пятый день он полез в самый дальний угол кухонного шкафа за граненым стаканом — наследием советской эпохи, доставшимся от бабушки Игоря.
Затем аккуратно извлек тарелку из свадебного сервиза — той самой «Мадонны» с золотой каймой, которую они оставляли только для праздников и новогодних застолий.
Он вел себя достойно — ни упреков, ни намеков на неудобства. Лишь движения стали чуть осторожнее, а взгляд порой задерживался на переполненной раковине.
На шестой день к посуде прибавились сковородки. Игорь приготовил яичницу на маленькой блинной сковородке, так как обычная лежала в раковине под слоем засохшего жира.
Тамара сварила макароны в сотейнике — единственной чистой посуде, которую удалось найти.
На седьмой день кухня превратилась в настоящий музей хаоса. Раковина была настолько забита, что посуда расползлась по столу, подоконникам, а пара мисок оказалась даже на табуретке.
В воздухе витал сладковатый запах начинающего брожения, смешиваясь с ароматом прокисшего молока из забытой чашки. У окна жужжала первая муха, вскоре к ней присоединилась вторая.
Игорь осторожно перемещался по кухне, словно сапер, пробирающийся через минное поле. Он открывал шкафчики в поисках хоть какой-нибудь чистой посуды, заглядывал в самые отдалённые углы.
Нашел пластиковую тарелку из детского набора — розовую, украшенную мультяшными зайчиками. Поел из неё салат, делая вид, что это вполне нормально.
Тамара ощутила странное облегчение. Впервые за три года брака она не чувствовала себя служанкой.
Не бегала с тряпкой, не суетилась, не пыталась в одиночку поддерживать порядок.
Пусть кухня выглядела как декорация к фильму ужасов — зато Игорь больше не мог притворяться, что грязная посуда исчезает сама собой.
Теперь он лицезрел реальность во всей её полноте. Видел, сколько посуды они используют за день.
Понимал, сколько времени уходит на её мытьё. Ощущал, какой это труд — ежедневный, монотонный, незаметный.
«Интересно, сколько он ещё выдержит?» — размышляла Тамара, помешивая гречку деревянной лопаткой.
Ответ не заставил себя ждать и появился уже вечером.
— Тамара! — взвыл Игорь, вбегая на кухню после работы с пакетом из супермаркета. — Что, чёрт возьми, здесь происходит?
Он замер в дверях, оглядывая помещение широко раскрытыми глазами. Лицо покраснело от возмущения, ноздри раздувались, словно у разъярённого быка.
— Ты больна? Что с тобой случилось? Здесь же… здесь невозможно находиться!
Тамара взглянула на мужа спокойно, почти с любопытством.
— Ничего, — ответила она ровным голосом. — Просто живу.
— Как живёшь?! — Он указал пальцем в сторону раковины, где возвышалась башня из тарелок, кастрюль и сковородок. — Это же свинарник! Здесь дышать невозможно! Воняет, как… как на свалке!
— И что? — заметила Тамара, выключая плиту.
Игорь растерянно моргнул.
— Ты что, нарочно устроила это? — в его голосе прозвучало искреннее изумление.
— Я просто перестала, — сказала Тамара, помешивая гречку деревянной ложкой. — Ты же говорил — минутное дело. Вот и сделай за минуту.