Женщина под семьдесят, с выправкой и проницательным взглядом. Она приходила по вечерам после основной работы — к удивлению Марички, еще подрабатывала бухгалтером — оставалась ночевать на раскладушке в детской, чтобы девушка могла хоть немного отдохнуть, а утром, накормив малышей завтраком, уезжала по делам.
— Ты настоящая героиня, — как-то сказала она Маричке, застегивая пальто перед уходом. — Кристина с Иваном этого никогда не забудут!
*****
Дни начали сливаться в однообразную череду: подъем ни свет ни заря, завтрак для троих с разными вкусами и капризами, сборы Оксаны в школу, уговоры Тараса, который считал себя уже достаточно взрослым и не нуждался в опеке тети. София то и дело капризничала и плакала по маме.
Стирка сменялась уборкой, та — готовкой и проверкой домашних заданий. Походы за продуктами стали рутиной. По ночам Маричка валилась на диван в гостиной без сил, но уснуть не удавалось: то слышался плач Софии в голове, то из комнаты доносилась громкая музыка из наушников Тараса.
Она пыталась дозвониться до больницы — но Иван отвечал нехотя и сухо сообщал: «Потихоньку поправляемся. Переломы. Ушибы. Спасибо за заботу».
Кристина вовсе перестала брать трубку. Как-то вечером Оксана перед сном обняла Маричку за шею и прошептала:
— Тетя Маричка… ты почти как мама… Только суп у тебя другой…
Маричка засмеялась сквозь слезы усталости. Назар наведывался к жене по выходным и хмуро смотрел на уставшее лицо сестры.
— Ну когда ты уже остановишься? — спрашивал он раздраженно. — Потом ведь сама будешь жалеть…
— Это же дети, Назар… Они ведь ни в чем не виноваты.
— А ты при чем? — упирался он. — У них есть бабушки! Пусть думают сами! Стефания могла бы взять отпуск за свой счет! Почему именно ты должна всё тянуть?
Прошел месяц.
Кристину с Иваном выписали из больницы. Их возвращение домой было назначено на воскресенье. С утра Маричка устроила генеральную уборку квартиры, приготовила праздничный обед и купила торт к чаю.
Дети суетились от нетерпения увидеть родителей снова; нарядились в свои лучшие вещи.
Супруги приехали около четырех часов дня. Иван был бледен; рука перевязана бинтами; он опирался на костыль при ходьбе.
Кристина сильно похудела; шрам пересекал лобную часть лица; она держалась за здоровое плечо мужа при входе в квартиру. Дети закричали от радости и бросились им навстречу.
Маричка стояла у кухонного дверного проема с фартуком на талии и натянутой улыбкой на лице.
Она ждала хотя бы формального «спасибо». Кристина подняла глаза от детей к ней: взгляд был холодный и оценивающий.
— Ну здравствуй… — произнесла она без тени улыбки.
Иван молча кивнул ей головой и прихрамывая направился в гостиную; там опустился тяжело в кресло.
Обед прошел под гнетущей атмосферой неловкости: дети наперебой рассказывали о событиях прошедшего месяца, а родители лишь рассеянно отмахивались или вовсе молчали – погруженные каждый в свои мысли.