Я опустилась на кровать и впервые за долгое время ощутила, как с плеч словно сняли тяжёлую ношу. Будто кто-то убрал мешок с камнями, дав возможность свободно вздохнуть.
Три следующих дня в квартире царила гнетущая тишина. Никто не произносил ни слова в мой адрес. При моём появлении намеренно отворачивались. Свекровь шумно вздыхала на кухне, а Богдан сидел с мрачным видом, будто тучи сгущались над ним. Лишь Ирина старалась сохранять нейтралитет, но и она избегала встречаться со мной взглядом.
Запасы в холодильнике стремительно иссякали. Продукты исчезали, а новые никто не приносил. Я покупала только для себя — немного, только самое нужное — и складывала всё на отдельную полку. Подписала: «Оксана. НЕ ТРОГАТЬ».
На четвёртый день свекровь сорвалась. Устроила сцену прямо в прихожей, когда я вернулась после работы.
— Мы тут голодаем! Дети плачут! Ты бессердечная и думаешь только о себе!
Я молча прошла мимо неё, сняла обувь, повесила куртку на вешалку. Она шла за мной по пятам, голос становился всё громче и резче.
— Ты хоть осознаёшь, что творишь?! Разрушаешь семью! Детей оставляешь без еды!
Я остановилась и спокойно посмотрела ей в глаза.
— Ганна, у Богдана высшее образование и руки растут откуда надо. Ирина — молодая здоровая женщина. Вы получаете пенсию — шестнадцать тысяч гривен. Почему вы не можете сами себя обеспечить?
— Потому что… потому что мы семья! Так нельзя поступать!
— А как именно нельзя? Не жить за чужой счёт? Или не обзывать того, кто помогает?
Она расплакалась и поспешила к себе в комнату. Богдан вышел следом из спальни, бросил на меня укоризненный взгляд и пошёл утешать мать.
Прошла неделя — еда закончилась полностью. Богдан попытался взять йогурт с моей полки — я спокойно забрала его обратно без слов. Ирина стала варить детям макароны без добавок; я заметила отчаяние в её взгляде.
— Ира, сейчас полно удалённой работы через интернет, — сказала я тихо. — Пока дети маленькие — это выход.
Она кивнула молча и отвернулась; глаза наполнились слезами.
А на восьмой день после работы я вернулась домой — квартира была пуста.
Совсем пуста: ни вещей свекрови, ни детских игрушек или одежды Ирины с детьми; шкаф Богдана был открыт настежь и пустовал. На кухонном столе лежал лист бумаги с неровным почерком свекрови: «Мы уехали туда, где нас ценят по-настоящему. Ты ещё пожалеешь».
Я стояла посреди этой непривычной тишины и не могла понять собственные чувства: облегчение? вина? пустота?
Села на диван и огляделась вокруг: ни разбросанных игрушек под ногами, ни гремящего телевизора на фоне… Ни упрёков за спиной или тяжёлых вздохов из кухни… Только тишина да свободное пространство вокруг.
Достала телефон и написала Богдану: «Где вы?»
Ответа долго не было… Через час пришло короткое сообщение: «У маминой подруги пока что. Временно… Пока ищем жильё».
«Жильё у вас есть», — ответила я сразу же.
«Ты нас выгнала», — пришло спустя несколько минут молчания.