Разговор о займе
День выдался тяжёлым. Я только что вернулась с работы, устало сбросила туфли в прихожей и поплелась на кухню. За окном медленно догорал октябрьский вечер.
Поставила чайник, достала чашку… Телефон зазвонил так неожиданно, что я вздрогнула.
— Маринка! Ты как там? — голос брата звучал бодро и радостно.
— Нормально, Лёш, — я невольно улыбнулась. — А ты чего вдруг?
— Да вот, хотел поделиться! Такое дело намечается — пальчики оближешь!
Я вздохнула и присела на табурет. Алексей всегда был таким — загорался как спичка, бросался в новые проекты с головой. Иногда выгорало, чаще — нет.
— Опять твои прожекты? — спросила я без особого энтузиазма.
— Ты не понимаешь! Я всё просчитал, — в его голосе звенела уверенность. — Есть возможность вложиться в одно дело… Вернётся в троекратном размере, клянусь!
Чайник щёлкнул и выключился. Я налила кипяток в чашку, положила пакетик чая.
— Лёш, к чему ты клонишь? — спросила напрямую, хотя уже догадывалась.
— Ну… мне нужно четыреста тысяч. Ненадолго! Максимум на год.
Я молчала, размешивая чай. Брат продолжал говорить, его слова звучали убедительно — какие-то поставки, выгодный контракт, надёжные партнёры. Не то чтобы я сильно вслушивалась.
— Лёша, у меня сейчас нет таких денег, — соврала я.
Деньги были. Я откладывала на ремонт в ванной комнате.
— Марин, ну ты чего? Я же знаю, что ты копишь! Сестрёнка, выручи, а? Когда я тебя подводил?
И тут я вспомнила. Три года назад, когда я осталась без работы, а бывший муж задерживал алименты… Именно Алексей помог тогда. Без лишних слов перевёл деньги, хватило на два месяца.
— Лёш, а ты точно вернёшь? — мой голос звучал неуверенно.
— Обижаешь! — в трубке послышался смех. — Как только проект выстрелит — сразу же! Может, даже раньше года. Мариш, ты же знаешь, я слов на ветер не бросаю.
Я покрутила чашку в руках. Внутри боролись сомнение и чувство долга перед братом.
— Хорошо, — сдалась я наконец. — Завтра переведу.
— Маринка! Ты лучшая! Я знал, что на тебя можно положиться!
— Может, расписку напишешь? — осторожно предложила я.
В трубке повисла пауза.
— Ты мне не доверяешь? — голос брата стал холоднее. — Я же тебе не чужой человек.
— Да нет, конечно доверяю, — поспешила заверить его я. — Просто для порядка…
— Какие между нами могут быть расписки? Мы же семья!
Я посмотрела в окно. Там уже совсем стемнело. Чай в чашке остыл.
— Ладно, забудь. Переведу завтра утром.
— Вот это другое дело! — обрадовался Алексей. — Я тебя люблю, сестрёнка!
После звонка я ещё долго сидела на кухне, глядя в темноту за окном. Внутри копошилось смутное беспокойство. Но я отмахнулась от него. В конце концов, мы действительно семья. А в семье нужно помогать друг другу. Верно же?
Напоминание через год
Я долго собиралась с духом. Целую неделю репетировала разговор перед зеркалом, подбирала слова. Наконец решилась и набрала номер брата.
— Привет, Лёша, — сказала как можно беззаботнее.
— О, Маринка! — он явно обрадовался. — Как жизнь?
Мы поболтали о погоде, о работе, о его новой девушке Кате. Я всё никак не могла перейти к главному. Наконец, сделав глубокий вдох, выпалила:
— Лёш, я хотела спросить про деньги…
— Какие деньги? — в его голосе звучало искреннее недоумение.
Сердце у меня ёкнуло.
— Ну… помнишь, я тебе давала в прошлом году? Четыреста тысяч? На твой проект?
— А-а-а, — протянул он. — Ты об этом.
Повисла пауза. Я нервно теребила телефонный шнур.
— Так вот, прошёл уже год, и я подумала…
— Марин, ты чего? — перебил он меня. — Ты ж родная, чего ты как с чужим-то? У меня сейчас немного туго с финансами…
— Лёш, я понимаю, но мне тоже нужны эти деньги. Я же на ремонт копила…
— Да ладно тебе, — его голос стал беспечным. — Подождёт твой ремонт. Вот разгребусь с делами — сразу отдам. Ты же не бедствуешь?
Я прикусила губу. Нет, я не бедствовала. Но эти деньги были мои, заработанные, и я имела на них планы.
— Ладно, — вздохнула я. — Просто хотела напомнить.
— Ну ты даёшь! — рассмеялся он. — Как будто я забыл!
Через три дня мы встретились у мамы. Воскресный обед, традиция. Собрались все: мама, тётя Галя, двоюродная сестра с мужем и, конечно, Алексей. Он пришёл с Катей — миловидной блондинкой с огромными голубыми глазами.
После обеда, когда все переместились в гостиную с чаем, я улучила момент и тихонько спросила брата:
— Лёш, ты подумал насчёт…
Он не дал мне закончить.
— Ой, представляете! — воскликнул он на всю комнату. — Марина деньги требует с меня! Прямо как банк какой-то!
Все обернулись. Я почувствовала, как щёки запылали.
— Я не требую, — пробормотала я. — Просто спросила…
— Да ладно тебе! — Алексей широко улыбался. — Что, совсем туго стало? Может, тебе ещё денег одолжить?
Мама нахмурилась:
— Марина, ну как тебе не стыдно? Брат всегда тебе помогал, а ты из-за каких-то денег…
— Каких-то? — я едва не задохнулась. — Это четыреста тысяч!
— Ну богатая стала наша Маринка, — подхватила тётя Галя. — Прямо счёт ведёт!
Они смеялись. Все, кроме Кати, которая смотрела на меня с лёгким недоумением. А я стояла посреди комнаты и чувствовала себя последней дурой. Словно это я сделала что-то неправильное. Словно это я нарушила какой-то негласный договор.
— Да ладно вам, — наконец сказала я, выдавив улыбку. — Я же просто…
Но Алексей уже переключился на другую тему, рассказывая о своей новой работе. А я опустилась на диван, сжимая в руках чашку с остывшим чаем, и думала о том, что, кажется, эти деньги я больше никогда не увижу.
И что самое обидное — меня ещё и виноватой выставили.
Разговор с подругой
Кафе «Шоколадница» было наполовину пусто. Мы с Инной сидели у окна. За стеклом моросил мелкий осенний дождь, превращая улицу в размытую акварель.
— Будешь десерт? — спросила Инна, изучая меню.
Я отрицательно покачала головой. Кусок в горло не лез после воскресного обеда у мамы. Три дня прошло, а внутри всё ещё бурлило от обиды и злости.
— Что с тобой? — Инна отложила меню и внимательно посмотрела на меня. — Сидишь как в воду опущенная.
Я вздохнула и начала рассказывать. О деньгах, о разговоре с Алексеем, о том, как он выставил меня жадиной перед всей семьёй. Инна слушала молча, только брови хмурила.
— И теперь я не знаю, что делать, — закончила я свой рассказ. — Может, и правда… забыть? Всё-таки брат…
— Так, стоп, — Инна подняла руку. — Ты сейчас серьёзно?
Официантка принесла наш заказ: мне — латте, Инне — чай и чизкейк. Инна даже не взглянула на десерт.
— Маринка, ты что, с ума сошла? — продолжила она, когда официантка отошла. — Какое «забыть»? Это твои деньги!
— Ну да, но он же…
— Он же твой брат, я поняла, — перебила Инна. — И что? Это даёт ему право тебя обманывать?
Я растерянно помешивала кофе.
— Не обманывать… Просто он считает, что в семье не считаются…
— Ой, прекрати! — Инна всплеснула руками. — В семье как раз очень даже считаются! Просто некоторым выгодно делать вид, что это не так.
Я молчала, глядя в окно. Дождь усилился.
— Знаешь, в чём твоя проблема? — Инна наклонилась ко мне через стол. — Он привык, что ты удобная. Что ты всегда уступишь, промолчишь, согласишься. Но удобно — не значит справедливо.
Её слова ударили неожиданно точно. Да, я всегда была «удобной» сестрой. Никогда не спорила, не требовала, не настаивала. Даже когда была права.
— И что ты предлагаешь? — спросила я. — Устроить скандал?
— Зачем скандал? — Инна наконец отправила в рот кусочек чизкейка. — Есть цивилизованные способы. Например, суд.
— Суд?! — я чуть не поперхнулась кофе. — Ты с ума сошла! На родного брата в суд подавать?
— А что такого? — пожала плечами Инна. — Если он не хочет решать вопрос по-человечески…
— Нет, это невозможно, — покачала я головой. — Мама мне этого никогда не простит.
— А тебе, значит, можно не прощать? — Инна пристально посмотрела на меня. — Марин, пойми наконец: это не ты виновата в этой ситуации. Не ты должна чувствовать себя неловко. Не тебе нужно переживать, что о тебе подумают.
Я молчала, обхватив ладонями горячую чашку с кофе.
— Знаешь, — продолжала Инна, — ты всегда думаешь о других. О маме, о брате, о его чувствах… А когда ты последний раз думала о себе? О своём достоинстве?
Её слова словно открыли какую-то дверцу внутри меня. Я вдруг поняла, что она права. Всю жизнь я старалась быть удобной, не создавать проблем, всем угождать. И вот результат — даже в ситуации, где правда полностью на моей стороне, я чувствую себя виноватой.
— Что же мне делать? — спросила я тихо.
— Для начала, — Инна допила чай, — перестань бояться конфликта. Иногда он необходим, чтобы отстоять свои границы.
Я кивнула. Что-то внутри меня щёлкнуло и встало на место. Может быть, настало время перестать быть удобной?
Судебное заседание
Мировой суд располагался в старом двухэтажном здании с облупившейся штукатуркой. Я нервно переминалась с ноги на ногу в коридоре, то и дело поглядывая на часы. До заседания оставалось пятнадцать минут, а Алексей ещё не появился.
— Успокойся, — сказала Инна, стоявшая рядом. — Он придёт. Повестку же получил.
Я кивнула, но в глубине души надеялась, что брат не явится. Тогда бы суд перенесли, и я получила бы ещё время… Для чего? Чтобы передумать? Забрать заявление?
Весь последний месяц я жила как на иголках. После разговора с Инной решение пришло не сразу. Я ещё раз попыталась поговорить с братом, но он только отмахнулся: «Да отстань ты со своими деньгами! Будут — отдам!»
Тогда я и подала в суд. Мелкое исковое производство — так это называлось. Заполнила бумаги, заплатила госпошлину. Всё это время меня преследовало чувство, будто я совершаю что-то постыдное. Мама, узнав о моём решении, разрыдалась: «Как ты можешь? Родного брата! В суд!»
— Марина Викторовна? — окликнула меня женщина в строгом костюме. — Вы истец по делу Соколовых?
Я кивнула.
— Через пять минут начинаем. Заходите.
И тут я увидела Алексея. Он стремительно шёл по коридору, на ходу снимая кожаную куртку. Увидев меня, притормозил.
— Ну что, довольна? — бросил он, проходя мимо. — Устроила цирк на весь город.
Я промолчала. Внутри всё дрожало, но я твёрдо знала, что поступаю правильно.
Зал суда оказался маленьким и непримечательным. Стол судьи, скамьи для истца и ответчика, несколько стульев для посетителей. Никаких скамей присяжных, как в американских фильмах.
Судья, полная женщина лет пятидесяти с уставшим лицом, быстро ввела нас в курс дела:
— Истец Соколова Марина Викторовна требует взыскать с ответчика Соколова Алексея Викторовича денежные средства в размере четыреста тысяч рублей. Так?
— Да, — подтвердила я.
— Возражения у ответчика?
Алексей развалился на стуле с нарочито расслабленным видом.
— Возражаю полностью, — сказал он. — Никаких денег я не брал.
— У вас есть доказательства передачи средств? — спросила судья, обращаясь ко мне.
— Банковский перевод, — я протянула распечатку. — Вот, на счёт Соколова А.В. четыреста тысяч рублей, назначение платежа: «Возвратный заём».
Судья изучила бумагу.
— Соколов, вы получали эти деньги?
— Получал, — кивнул Алексей. — Но это был подарок, а не заём. Сестра решила помочь мне с бизнесом.
— Неправда! — воскликнула я. — Это был именно заём! На год!
— А где доказательства? — Алексей усмехнулся. — Расписку я не давал. Договора займа мы не составляли.
Я видела, как судья хмурится. Банковский перевод — слабое доказательство, особенно когда речь идёт о родственниках.
— Ничего не подпишешь — ничего не докажешь, — самодовольно добавил Алексей.
И тут я вспомнила. Тот день, когда Алексей забирал у меня деньги наличными — часть суммы я сняла со счёта по его просьбе. Было это в кафе, он торопился. И на салфетке…
Я лихорадочно раскрыла сумку, вытащила кошелёк. В отделении для мелочи лежал сложенный вчетверо клочок бумаги — потёртая кофейная салфетка.
— Вот, — я протянула её судье дрожащими руками. — Он всё-таки расписался.
Судья развернула салфетку. На ней корявым почерком было написано: «Я, Алексей, беру у Марины 400 тыс. руб. и верну через год». И подпись.
— Это моя подпись? — Алексей резко подался вперёд. — Да вы что! Я такого не писал!
— Почерковедческую экспертизу назначим, если оспариваете, — спокойно сказала судья. — Но должна вас предупредить: это увеличит судебные расходы, которые в случае проигрыша лягут на вас.
Я видела, как меняется выражение лица брата. От самоуверенности не осталось и следа.
— Ладно, — наконец процедил он. — Допустим, я это написал. Но в такой форме это не может считаться договором займа!
— Может, — возразила судья. — По нашему законодательству договор займа может быть заключён в любой форме. Здесь указана сумма, срок возврата и есть ваша подпись. Этого достаточно.
Алексей молчал, сверля меня злобным взглядом.
Остальное заседание прошло как в тумане. Судья объявила, что принимает решение в мою пользу: взыскать с Соколова А.В. в пользу Соколовой М.В. сумму займа в размере четыреста тысяч рублей.
Когда мы вышли из зала, Алексей догнал меня у выхода.
— Ты довольна? — прошипел он. — Опозорила меня на весь город, затаскала по судам…
— Лёша, — я посмотрела ему прямо в глаза, — это ты меня опозорил. Перед всей семьёй. И не я затащила тебя в суд — ты сам выбрал этот путь, когда отказался вернуть мои деньги.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал, развернулся и ушёл, хлопнув дверью.
Я осталась стоять посреди коридора, странно опустошённая. Нет, я не чувствовала радости победы. Скорее — горечь от того, что до этого вообще дошло. Но где-то глубоко внутри теплилось новое чувство. Уважение к себе.
Примирение
Прошло три месяца. Ремонт в ванной был почти закончен. Плитка с орнаментом — именно такая, как я хотела. Новая сантехника. Даже маленькая стиральная машинка поместилась, хотя раньше мне казалось, что это невозможно.
Я сидела на кухне и листала каталог светильников. Осталось выбрать бра над зеркалом, и можно считать, что мечта осуществилась.
Звонок в дверь застал меня врасплох. Никого не ждала, да и время позднее — начало девятого вечера.
Открыв дверь, я застыла на пороге. Алексей. С того судебного заседания мы не виделись и не разговаривали. Даже на воскресных обедах у мамы — я специально выбирала дни, когда его не будет.
— Привет, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Можно войти?
Я молча отступила в сторону. Он прошёл в коридор, огляделся.
— Ремонт делаешь?
— Да, — я кивнула на разбросанные инструменты и банки с краской. — В ванной.
— Ну пойдём на кухню, что ли, — он неловко потоптался на месте. — Поговорим.
На кухне Алексей опустился на табурет, я присела напротив. Молчание затягивалось.
— Будешь чай? — спросила я наконец.
— Не откажусь.
Я встала, поставила чайник, достала чашки. Руки слегка дрожали.
— Зачем пришёл, Лёша?
Он вздохнул, потёр подбородок.
— Принёс вот, — Алексей достал из внутреннего кармана куртки конверт и положил на стол. — Первый платёж.
Я недоверчиво взяла конверт, заглянула внутрь. Деньги. Много.
— Сколько здесь?
— Сто тысяч, — ответил он. — Четверть долга. Ещё три платежа, и мы в расчёте.
Чайник вскипел. Я машинально заварила чай, поставила чашки на стол.
— Спасибо, — сказала я тихо.
— Не за что, — буркнул Алексей. — Это твои деньги.
Мы сидели, потягивая чай. За окном уже стемнело, на кухне горел только маленький светильник над плитой, отбрасывая мягкий свет и длинные тени.
— Знаешь, — наконец заговорил брат, — я ведь злился на тебя. Думал, как ты могла? На родного брата — в суд…
Я напряглась, готовясь к новым упрёкам.
— А потом понял, — неожиданно продолжил он. — Ты правильно сделала.
Я изумлённо уставилась на него.
— Серьёзно?
— Ага, — он кивнул, глядя в чашку. — Я ведь и правда думал, что ты… ну, знаешь. Что для тебя это не важно. Что можно не отдавать.
— Почему? — спросила я. — Что заставило тебя так думать?
Алексей пожал плечами.
— Не знаю. Ты всегда была такая… покладистая. Никогда не спорила, всегда уступала. Я, наверное, привык, что ты никогда не пойдёшь до конца.
Его слова эхом отозвались словами Инны: «Он привык, что ты удобная».
— А ты пошла, — Алексей поднял на меня глаза. — И я понял. Ты правда теперь другая.
Я молчала, не зная, что ответить.
— Мамка до сих пор переживает, — вздохнул брат. — Всё причитает: «Как же так, родные люди, а судятся».
— А ты что?
— А я ей говорю: «Мам, она права. Я бы на её месте то же самое сделал».
Эти слова согрели что-то внутри. Я поняла, что злость и обида, копившиеся всё это время, потихоньку отступают.
— Знаешь, — сказала я, — я тоже злилась. И на тебя, и на маму, и на всех. Думала, почему они не видят, что я права?
— Видят, — усмехнулся Алексей. — Просто признать стыдно. Особенно мне.
Мы помолчали. Допили чай.
— Лёш, а что с твоим проектом? Тем, на который ты брал деньги?
— А, — он отмахнулся. — Прогорел, конечно. Я же говорил, сейчас на новой работе. В автосалоне менеджером. Нормально платят.
— Я рада за тебя.
Он поднялся.
— Ну, я пойду. Устал сегодня.
Я проводила его до двери. Он уже взялся за ручку, но вдруг обернулся.
— Марин… Ты это… прости, что так вышло. Я не хотел тебя обидеть.
Это было не совсем извинение. Скорее, признание своей неправоты. Но для Алексея и это было много.
— Всё нормально, — я улыбнулась. — Мы же семья.
Он кивнул и вышел. А я ещё долго стояла у закрытой двери, обдумывая наш разговор. Мы не стали ближе. Между нами не было прежней теплоты и доверия. Но появилось что-то новое — взаимное уважение. И, может быть, это было даже важнее.
Я пошла на кухню и взяла со стола конверт с деньгами. Теперь я могла купить то самое бра для ванной комнаты, о котором мечтала. И впервые за долгое время я чувствовала себя не виноватой. Не должной. Не «удобной».
А просто собой. И это было прекрасное чувство.