— Мам, ты точно в порядке? Не простудилась ли? — снова поинтересовалась Ольга в телефонном разговоре.
— Нет, всё нормально… — нервно произнесла Тамара.
— А вечером какие планы? — продолжила Ольга.
— Вечером? Да никаких… Ой, дочка, чайник зашумел, побегу! — поспешно ответила Тамара и повесила трубку.
— Ладно… — растерянно пробормотала Ольга, окончательно убедившись, что мама что-то утаивает…
…Тамара воспитывала дочь в одиночку. Отец Ольги был ей неизвестен. Став старше, девочка спрашивала о нём. Тамара не рассказывала сказок про героев или дальние экспедиции — говорила честно: отношения не сложились. Где он и как живёт, она действительно не знала.
Ольга не зацикливалась на отце. Спрашивала, но без настойчивости. Тамара воспитывала дочь самостоятельной: бассейн, музыкальная школа, лёгкая атлетика. Затем университет, работа, ипотека. Взрослая жизнь, в которой отец не был нужен. Фамилия у Ольги — материнская, Козлова. От отца остался лишь отчёт — Сергеевна.
Мать Ольга обожала. Сильная, решительная женщина, которая справлялась с любыми испытаниями. Между ними всегда царило полное доверие. Повзрослев, дочь даже пыталась убедить мать завести личную жизнь:
— Мам, тебе бы с кем-нибудь познакомиться. А то я выйду замуж, а ты останешься одна… — не раз начинала разговор Ольга.
— Какое замужество? Сначала институт закончи, потом работу найдёшь, а уж после — свадьба! — смеялась Тамара.
Время шло: университет, работа, ипотека. Тамара осталась одна, но Ольга часто навещала её. Вместе ходили в кино, на выставки, гуляли по парку.
Однако в последнее время Ольга заметила изменения. Мать всё чаще отказывалась от прогулок, объясняясь усталостью. Девушка забеспокоилась — не заболела ли она.
— Мам, вечером прогуляемся? — позвонила Ольга в воскресенье.
— Нет, Олинка, не пойду. Тебе бы мужчину найти, а не со мной время проводить.
В другой раз Ольга предложила пройтись по магазинам.
— Мам, давай обновим гардероб? Скоро весна, а мне нечего надеть на работу! — с нарочитой драматичностью сказала она.
— Нет, дочка. Я с работы падаю без сил… Видимо, старость — не радость, — отмахнулась Тамара.