Примерку свадебного наряда пришлось отложить на следующий день — внезапно и неожиданно, словно гром среди ясного неба. Причина оказалась одновременно трогательной и тяжёлой: портниха, чьи руки творили волшебство из тюля и кружева, была вынуждена срочно отвезти своего ребёнка в больницу. Тамара, стоя перед зеркалом в пустом салоне, на мгновение ощутила, как внутри всё сузилось от разочарования. Она так мечтала надеть своё платье именно сегодня — представить, как оно струится по фигуре, как блестит в свете, как подчёркивает каждую изгиб её тела. Она воображала, как Игорь замрёт в восхищении, увидев её в нём в день свадьбы. Но, глубоко вздохнув, она улыбнулась себе. Жизнь — не график, а поток, в котором случаются и задержки, и повороты. Истинные чувства не спешат, а настоящая красота, как и любовь, требует терпения. Завтрашний день — тоже возможность. И, возможно, даже более удачная, чем сегодняшний.
Она вышла на улицу, где солнце играло в лужах после ночного дождя, и вдруг ощутила, как сердце откликнулось на старые, почти забытые нити памяти. Она была так близко к тому Малину, где прошло её детство — где под каждым деревом, во дворах остался эхо её смеха, где каждый поворот улицы хранил шёпот игр и разговоров подружек. И тут её осенило: а почему бы не заглянуть к Ольге? Без звонка, без предупреждений — словно в те золотые времена, когда мир казался проще, а дружба крепче стали. В детстве они никогда не договаривались о встречах: просто стремительно бежали друг к другу, как домой. А если Оли не окажется дома, что ж — пирожные, купленные Тамарой в любимой кондитерской на углу, достанутся её маме, Нине Сергеевне, которая всегда встречала её с тёплым чаем и добрым словом. Мысль о неожиданном визите растопила в ней что-то тёплое, почти волшебное. Улыбка расцвела на губах, словно весенний цветок, пробившийся через снег. Озорной огонёк, будто пробудившись после долгого сна, вспыхнул в глазах — и Тамара почувствовала себя той самой девчонкой, что мчалась по двору с косичками, держа в руках куклу и мечты.
Вот он — знакомый двор, словно из старой фотографии, выцветшей, но всё ещё живой. Тот самый, где в детстве они с Ольгой возводили крепости из кирпичей, устраивали балы для кукол и спорили, чья фантазия ярче. Тамара остановилась у края асфальта, словно боясь нарушить хрупкую иллюзию. Всё здесь осталось прежним: качели, покрытые ржавчиной, как шрамы времени; цветы, посаженные в старых покрышках; тень от летней кухни, где девочки сидели под зонтами от солнца и шили крошечные платья из лоскутков. Оля тогда была старше на пять лет — как старшая сестра, наставница, хранительница тайн. Она всегда уступала Тамаре в играх, делилась последней конфетой, училась у неё быть смелее, а Тамара, в свою очередь, учила её быть легче, свободнее. Детство казалось бесконечным. Без тревог, без обмана, без предательств. Лишь смех, солнце и бескрайние обещания: «Мы будем сёстрами навсегда!» Теперь, стоя здесь, Тамара осознала, как редко стали такие визиты. Взрослая жизнь — это бег, дедлайны, планы, и даже встреча с лучшей подругой превращается в событие, требующее согласования в расписании. Но сегодня — всё иначе. Сегодня она пришла просто так. С пирожными в пакете, с сердцем, полным ностальгии, и с мыслью: «Олюшка точно обрадуется!»
Дверь в старенький домик была приоткрыта, словно ждала её. Белоснежный тюль, развешенный в проёме, колыхался от лёгкого ветерка, приглашая войти. Тамара замерла на пороге. Как Нина Сергеевна умудрялась сохранять ткань такой чистой, такой светлой, словно только что снятой с бельевой верёвки? Это было настоящее чудо, и Тамара всегда восхищалась этой женской аккуратностью, умением сохранять порядок в меняющемся мире. Аккуратно отодвинув тюль, она сделала шаг внутрь, собираясь объявить о своём приходе, но вдруг застыла.
— И когда же ты наконец поведёшь её к правде? — раздался голос Нины Сергеевны, наполненный тревогой. — Вы с Тамарой прошли через огонь и воду! Вы как сёстры! Как можно молчать перед ней? Это ведь не просто тайна — это судьба!
Тамара затаила дыхание. Речь шла о ней? Сердце вдруг забилось быстрее, словно предчувствуя беду. Она осторожно, на цыпочках, приблизилась к залу. Вспомнила — да, ещё в детстве они с Ольгой выучили, где доски скрипят, а где можно ступать бесшумно. Эти доски оставались прежними. Время не изменило их. И Тамара, словно в те далекие дни, ступила на самые крепкие, стараясь не нарушить тишину.
— Мам, как я могу ей это сказать? — ответила Оля, в её голосе звучала боль. — Она меня не поймёт. Я сама до конца не понимаю, как всё случилось. Да и зачем ей это знать сейчас? Пусть выйдет замуж, пусть будет счастлива. А я… пока подумаю, как поступить. Есть вещи, которые даже самым близким не рассказать. Даже если клялась в вечной дружбе.
Слова проникали в Тамару, словно ледяные иглы. О чём это они? Какие тайны скрывает от неё человек, которому она доверяла больше всех? С кем делилась первыми поцелуями, слезами, мечтами? Они ведь клялись быть одной семьёй, одним сердцем. А теперь — ложь? Молчание? Что за тень опустилась между ними?
— Но долго ли ты сможешь скрывать? — настаивала мать. — Когда живот станет заметен, начнутся вопросы. Что тогда? Будешь выдумывать?
— Придумаю что-нибудь… — прошептала Оля. — Ей не обязательно знать, что отец моего ребёнка — Игорь.
Эти слова поразили Тамару, словно удар молнии. В голове вспыхнуло, перед глазами потемнело, ноги подкосились. Игорь? Её Игорь? Её жених? Тот, с кем она мечтает строить будущее, с кем надеется на детей? Он — отец ребёнка её лучшей подруги? Но как? Они же познакомились только на том ужине, который сама организовала! Или… или всё это была инсценировка? Их «первое знакомство» — ложь? Значит, он изменял ей с самого начала? Значит, каждое его «я люблю тебя» — притворство? Значит, свадьба, которую она так жаждала, — насмешка?
Глаза защипало от слёз. Она отступила назад, но в этот момент доска под ногой издала протяжный скрип. Оля подняла голову. Тамара хотела убежать, раствориться, исчезнуть, но из коридора вышла Нина Сергеевна. Увидев её, женщина вскрикнула, закрыв рот дрожащей рукой.
— Тамара? Ты… ты здесь? — прошептала Оля, бледнея. — Сколько ты… стояла?