Теплый вечер в деревне окутывал всё вокруг мягким полумраком, когда Татьяна, как звали её все местные, вышла из своего старенького дома. Подойдя к соседнему забору, она постучала костяшками пальцев по оконному стеклу — трижды, как заведено. Изнутри донёсся глухой отклик. Через мгновение в окне появилось лицо Ганны — морщинистое, удивлённое, с усталым взглядом. Она распахнула скрипучую дверь и вышла на крыльцо, поправляя выбившуюся прядь седых волос.
— Татьяна, милая моя! Что ж ты стоишь тут одна да молчишь? Заходи скорей! Я как раз чайник поставила! — крикнула она через двор с ноткой тревоги в голосе.
— Нет-нет, Ганна, благодарю тебя… не пойду я сейчас. — Голос Татьяны дрожал; сама не понимала, откуда взялась эта слабость. — Дело у меня срочное… важное очень. Слушай… мне нужно ехать в город… прямо в областную больницу. Направление дали — срочное такое. С глазами беда: слезятся без конца, всё передо мной плывёт туманом густым… А ночью так болят — хоть волком вой. Доктор молодой наш посмотрел и сказал: операция нужна немедленно… иначе совсем ослепну. А я одна ведь… совсем одна… Куда ехать? Как добраться? Не знаю даже… Но думаю: добрые люди ведь есть ещё на свете — помогут.
— Ой-ой-ой… Татьяна дорогая моя! Конечно поезжай! Немедленно! — всплеснула руками Ганна и затопталась на месте в своих стареньких тапочках. — За хозяйством твоим пригляжу: Машку покормлю, курочек пересчитаю — всё будет как надо! Ты только не волнуйся зря! Одна остаться с такой бедой — это ж страшно подумать даже… Езжай же скорее и пусть Бог тебя бережёт!
Татьяне было уже за семьдесят пять. Жизнь её была долгой и нелёгкой: судьба мотала её по свету без пощады, испытывала на прочность раз за разом. Но каждый раз она поднималась снова. И вот теперь обрела уголок покоя здесь, в этой тихой деревушке, в домике от давно ушедших родных.
Дорога до города казалась бесконечной и пугающей одновременно. В автобусе она сидела молча с потрёпанной сумкой на коленях и то и дело возвращалась мыслями к одному:
«Ножом… к глазам моим?! Как такое возможно?.. Хоть доктор и говорил: “Не бойтесь, бабушка”, мол операция простая… А сердце ноет… будто чувствует что-то нехорошее… Страшно мне одной-то».
Палата оказалась чистой и наполненной запахами лекарств и тишины. У окна лежала молодая женщина; напротив разместилась пожилая дама примерно её возраста. От этого соседства Татьяне стало немного легче на душе: не одна она здесь со своей бедой.
Она опустилась на кровать с усталостью человека, который слишком многое пережил за одну жизнь.
«Вот оно как бывает… Беда-то общая у всех: ни молодых щадит болезнь эта, ни стариков», — подумала она.
После обеда наступил «тихий час», но вскоре палату наполнил шум голосов: пришли родные к соседкам.
К молодой женщине примчался муж с мальчиком-школьником; принесли фрукты да соки домашние. К пожилой женщине заглянула дочь с супругом и маленькой внучкой-кудряшкой — та смеялась звонко да болтала без умолку.
Они окружили свою маму заботой да ласковыми словами; палата оживилась от их присутствия… И вдруг стала для Татьяны особенно пустой.
Она отвернулась лицом к стене и украдкой вытерла слезу предательства собственной судьбы.
Никто не пришёл к ней…
Никто не принёс ни яблочка ей утешительного… ни слова доброго…
Сидела она тут одна-одинёшенька…
Забытая всеми…
Сердце болезненно сжалось от зависти горькой да тоски безысходной…
Наутро начался врачебный обход.
В палату вошла молодая женщина-врач в белоснежном халате без единого изъяна; красивая лицом и уверенная походкой настолько сильно излучала спокойствие и надёжность своим присутствием…
Что Татьяне сразу стало чуть легче дышать внутри…