Но в селе её никто не ждал. Мать давно ушла из жизни, а о дочери почти ничего не было известно — говорили лишь, что приезжала на похороны и сразу уехала. Родной дом стоял запертым, покосившимся от времени. Она провела там трое суток, пытаясь хоть у кого-то из соседей узнать что-либо, но всё было напрасно. Навестила кладбище, оставила на могиле матери скромный букет полевых цветов и уехала прочь, навсегда, захлёбываясь слезами раскаяния. Перебралась в другую область, в незнакомое село, где и прожила все эти годы в полном одиночестве — день за днём коря себя и мысленно умоляя простить её любимую Юлию. «Если бы можно было повернуть время назад… Я бы никогда не променяла свою кровиночку ни на какие богатства! Но прошлое уже не изменить…»
В ночь перед операцией Татьяна никак не могла уснуть. Несмотря на все утешения доброй Юлии, тревога не отпускала её сердце. Ей даже захотелось открыть врачу свою душу — поведать всю горькую правду и признаться в том давнем обмане.
— Всё будет хорошо, Татьяна, я вам обещаю. Вы снова будете видеть ясно, боль уйдёт навсегда, — мягко проговаривала Юлия перед сном, нежно поглаживая её руку.
Но беспокойство только усиливалось. А под утро внезапно пришла мысль — странная и волнующая: «Господи… ведь мою дочку тоже звали Юлечкой… И отчество у неё было Петровна — в честь деда… Неужели это просто случайность? А взгляд у этой врачихи такой знакомый… тёплый… родной… Надо обязательно утром узнать её фамилию… Вдруг?..»
Однако утром за ней пришла санитарка раньше обычного — взволнованную старушку повезли прямо в операционную. Спрашивать уже было некогда. После операции она долго приходила в себя после наркоза; а когда наконец очнулась — обнаружила тугую повязку на глазах. Вокруг царила пугающая темнота. Её охватил страх: «А если я так и останусь во мраке? Навсегда?..»
Она слышала шаги по палате и голоса других пациенток, но сама лежала беспомощная во тьме. Вдруг почувствовала чьё-то присутствие рядом: кто-то бережно начал разворачивать бинты с её глаз. Когда последний слой был снят, Татьяна медленно приоткрыла веки — с опаской и надеждой.
Перед ней стояла медсестра.
— Ну как? Видите что-нибудь? Сейчас позову доктора! — улыбнулась та ободряюще.
В палату вошёл хирург — тот самый мужчина, который проводил операцию. Он внимательно осмотрел глаза пациентки под светом лампы и удовлетворённо кивнул:
— Так-так… отлично! Всё прошло замечательно! Бабушка дорогая, теперь главное — беречь зрение: поменьше слёз и никаких нагрузок! Всё будет хорошо!
Он ушёл по своим делам, а медсестра поставила на прикроватную тумбочку пакет:
— Это от Юлии вам передано: яблоки свежие да лимон от простуды… И конфетка к чаю! Говорит: витамины сейчас вам особенно нужны! Сегодня она выходная.
— Ох ты ж моя хорошая… Как же так… — растерялась Татьяна. — Сама врачиха… а мне гостинцы носит… Словно солнышко заглянуло ко мне…
Юлию она ждала с нетерпением и каким-то смутным внутренним трепетом. Врач появилась только спустя два дня вечером во время обхода. Когда та вошла в палату — Татьяне показалось будто светлее стало вокруг; словно солнце взошло вместе с ней.
В руках у Юлии был официальный конверт; бабушка всем своим существом почувствовала: внутри скрывается что-то важное… что-то судьбоносное.
— Добрый вечер… мамочка… — тихо произнесла Юлия так негромко, чтобы никто посторонний не услышал.
Татьяна застыла на месте; сердце забилось где-то высоко под горлом:
— Добрый вечер… милая моя… А почему вы меня мамой называете? Мне приятно конечно… но…
— Потому что вы действительно моя мама… — голос врача дрогнул; глаза наполнились слезами блеснувшей радости. — Мамочка… это я! Я твоя Юля! Я столько лет тебя искала!.. И теперь мы снова вместе!..