Воздух в кофейне был насыщенным и тягучим — пахло свежеобжаренным кофе, ванильной выпечкой и сырой одеждой прохожих, заходивших с улицы, где октябрьский дождь мерно барабанил по тротуарам, создавая задумчивый ритм. Оксана устроилась у окна, обхватив ладонями теплую чашку из фарфора, и наблюдала за тем, как капли воды сливались на стекле в прихотливые потоки, вырисовывая фантастические очертания неведомых континентов. Это было ее маленьким обычаем — каждую субботу приходить сюда, заказывать капучино с корицей и позволять себе час полного покоя: без дел, без мыслей о прошлом или будущем. Но воспоминания имели свойство возвращаться тогда, когда их меньше всего ждешь.
Дверь распахнулась, впуская струю холодного воздуха вместе с ним. Василий. Он замер на пороге, оглядывая помещение; его взгляд — до боли знакомый — почти сразу задержался на ней. Без верхней одежды, в помятом свитере и с мокрыми от дождя волосами он выглядел так же растерянно и неуместно, как когда-то давно. На лице застыло выражение — что-то между мольбой и отчаянием — которое раньше могло бы растрогать ее. Теперь же оно казалось ей лишь плохо сыгранной сценой.
Он двинулся к ее столику. С каждым его шагом Оксана чувствовала: уютный кокон ее субботнего уединения трескается по швам, уступая место той душной реальности, из которой она так долго выбиралась.
— Оксана… — произнес он хриплым голосом; то ли от волнения, то ли от простуды его слова прозвучали как скрежет по стеклу в тишине ее внутреннего мира.
Она не предложила ему присесть. Не отвела взгляда от дождливого окна. Осталась недвижима с чашкой в руках — словно прячась за ней.
— Мне нужно сказать кое-что важное… — он опустился напротив без разрешения и сцепил пальцы на столе. Руки его были красными от холода; побелевшие суставы выдавали напряжение. — Это действительно не терпит отлагательств.
— У нас нет срочных дел, Василий… — ее собственный…