— Квартира, в которую ты вложил деньги, чтобы устраивать там жизнь с любовницей, — произнесла она, выделяя каждое слово с ледяной ясностью, — теперь твоя забота. Твоя и той женщины, ради которой ты всё это затеял. Вы же мечтали о совместном будущем? Вот и стройте его. Общайтесь с застройщиками, судитесь, теряйте свои гривны — теперь это ваши общие испытания.
Он побелел. Похоже, всё происходящее шло совсем не по задуманному им сценарию. Он рассчитывал на вспышку эмоций, слёзы или хотя бы сочувствие — ведь раньше она всегда приходила на помощь: вытаскивала из долговых ям, находила выходы из тупиков, пока он играл роль кормильца.
— Ты ничего не понимаешь! — сорвался он на крик так громко, что несколько человек за соседними столиками обернулись в их сторону. — Я могу остаться ни с чем! Мне просто негде будет жить!
Оксана откинулась назад и посмотрела на него — человека, с которым провела одиннадцать лет жизни. В её взгляде не было ни боли, ни жалости — только усталость и лёгкое отвращение. Усталость от бесконечного «я» в его речах, от постоянного бегства от ответственности и неспособности признать свои ошибки.
— А при чём здесь я? — спросила она спокойно и даже немного удивлённо. — Это ты решил уйти. Это ты вложил всё в ту злополучную квартиру. Это ты выбрал себе спутницу жизни, которая явно не горит желанием делить с тобой финансовые риски. Это твоя судьба, Василий. Твои решения — твои последствия.
Он молчал и тяжело дышал, уставившись в столешницу перед собой. Сейчас он напоминал подростка, у которого забрали любимую игрушку без объяснений.
— Но ты же не бросишь меня вот так… Мы ведь были семьёй… когда-то…
Слово «семья», прозвучавшее из его уст в этот момент, показалось Оксане настолько фальшивым и нелепым по смыслу ситуации, что ей едва удалось удержаться от смеха.