Полина звонила нечасто. Сначала — время от времени по видеосвязи, потом ограничивалась короткими сообщениями: «Всё хорошо, учусь, не переживай». Ганна не настаивала. Понимала: сейчас дочь между ними, и пусть сама выбирает, как быть.
Иногда ночью её мысли возвращались к Назару. Вспоминалось, как он когда-то держал её ладонь в своей, как по утрам уходил молча — уже чужой. И тогда она задавалась вопросом: а был ли он настоящим? Или же она просто придумала себе образ того, кого хотела любить?
С каждым днём ответ становился всё очевиднее.
С приходом весны село оживало. Снег таял, петухи перекликались на рассвете, воздух наполнялся ароматом земли и воспоминаний. Ганна решила посадить в палисаднике цветы — георгины и душистый табак. Так делала её мать каждую весну, и это простое дело словно вернуло ей что-то давно утраченное.
Данило стал заглядывать чаще — то доски подержать, то гвозди принести. Однажды под вечерним солнцем он сказал:
– Знаешь, Ганна, я ведь тоже не думал остаться здесь. Уехал после похорон жены — думал навсегда. А жизнь вот так повернулась.
– В селе всё про всех известно, – с лёгкой улыбкой заметила она.
– Ну и пусть знают. Главное — самому себе не лгать.
Он произнёс это просто и спокойно, но в его голосе звучала глубокая уверенность — так говорят те, кто прошёл через боль.
Ганна впервые за долгое время ощутила себя живой. Не просто существующей или ждущей чего-то — а именно живущей.
Её ладони пахли землёй, волосы впитали дым от плиты, а в душе поселился покой.
На Троицу в селе устроили праздник. Ганну пригласили петь в хоре; она стеснялась сначала, но Данило приободрил:
– У тебя чистый голос, Ганна. Не прячь его. Пой так же свободно — будто сама жизнь через тебя звучит.
После выступления весь клуб аплодировал стоя. И когда она встретилась взглядом с ним среди зала – поняла: вот этого тепла ей так долго не хватало.
Лето выдалось солнечным и щедрым на краски. Всё вокруг расцветало ярко и щедро. Вместе с Данилом Ганна ездила в районный центр оформлять документы для школы. По дороге они почти не разговаривали — но это молчание было наполнено доверием и спокойствием тех людей, кому хорошо рядом друг с другом без слов.
Однажды он неожиданно сказал:
– Ты знаешь… ты как весна сама по себе. После тебя даже воздух другой остаётся в комнате.
– Не преувеличивай… – мягко усмехнулась она.
– Это вовсе не преувеличение. Просто правда такая.
У неё внутри что-то дрогнуло — но это было не болью… Скорее удивлением: разве о ней ещё могут говорить так искренне?
В день рождения Ганну разбудил звонок в дверь. На пороге стоял курьер с огромным букетом алых роз в руках…