Всё имущество, оставшееся после смерти Оксаны, передаётся в распоряжение трёх детских домов в Ивано-Франковске.
Квартиры, комнаты, коммерческие площади — всё до последнего метра.
Родным детям — ничего.
***
— Ты в своём уме?! — Михаил вскочил со стула.
Виктор сделал шаг вперёд. Лишь один шаг, но этого оказалось достаточно: Михаил замолчал на полуслове и опустился обратно на место.
— Мама, ты что творишь? — голос Ларисы дрогнул. — Мы же… мы твои дети!
— Были, — ответила Оксана спокойно. — Сегодня я слышала ваш разговор у пруда.
Лица детей вытянулись. Михаил хотел было что-то возразить, но Оксана подняла руку, не давая ему заговорить.
— Я уже заблокировала все ваши карты. Собирайте вещи и уходите. Я больше не желаю вас видеть.
Лариса и Михаил остались сидеть неподвижно. Они молча смотрели друг на друга, словно надеясь найти хоть какие-то слова, способные изменить ситуацию.
Но слов не находилось.
Оксана с силой ударила ладонью по столешнице. Грохот был таким резким, что оба вздрогнули от неожиданности.
— Я сказала: убирайтесь!
Они вскочили одновременно. Михаил бросился наверх к себе в комнату, Лариса поспешила в свою спальню на первом этаже.
Раздались звуки торопливых сборов: хлопанье дверей шкафов, шорох одежды. Оксана сидела за столом неподвижно и прислушивалась ко всему происходящему вокруг неё.
Виктор стоял у выхода с руками на груди и молчаливо наблюдал за происходящим.
Минут через пятнадцать всё стихло. Михаил и Лариса вышли с сумками в руках. Прошли мимо Оксаны молча, даже не взглянув на неё.
Сначала хлопнула входная дверь, затем скрипнула калитка во дворе. Вскоре послышался звук мотора: Михаил завёл свой внедорожник.
Зенон коротко тявкнул и снова умолк.
— Виктор… — позвала Оксана. — Побудь пока во дворе.
Мужчина кивнул и вышел из дома.
Оксана осталась одна на кухне. Одинокая в доме, который теперь казался ей слишком просторным и пугающе пустым.
Она положила руки на столешницу перед собой и посмотрела то на папку с бумагами, то на чашки с остатками чая или кофе — из них совсем недавно пили её дети…
Потом закрыла лицо ладонями и закричала во весь голос.
Долго тянущийся крик отчаяния вырывался из её груди: горечь обиды, вспышки ярости и боль от предательства рвались наружу без удержу.
Снаружи снова залаял Зенон — но она его уже не слышала. Она кричала до тех пор, пока голос окончательно не сел и не превратился в хриплый шёпот боли…
А потом наступила тишина. Только стрелки часов мерно отсчитывали секунды да ветер шумел за окном где-то вдали…