«Вы хотите, чтобы Марьяна умерла?!» — выпалила я резко, осознав, что быть частью этой семьи больше невыносимо

Смятение и страх сменились на решимость: пора принимать самые важные решения.

— Довольно! — выкрикнула я. — Да, я думаю о Марьяне! Потому что она — мой родной человек! А вы? Вы всю жизнь будете тянуть из Дмитрия всё, что сможете. А он — слабый, неспособный вам отказать!

Дмитрий застыл, словно его ударили по лицу. Но не произнёс ни слова.

Я схватила чемодан и бросила:

— Живите вдвоём. Без меня.

И вышла, захлопнув дверь так громко, что в подъезде разнеслось эхо.

На улице было сыро и зябко, моросил дождь. Я стояла с чемоданом у подъезда и вдруг ощутила странное облегчение. Да, страшно. Да, впереди неизвестность. Но впервые за три года я сделала шаг самостоятельно.

Первую неделю я остановилась у подруги: чемодан стоял в углу комнаты, а в голове крутились сотни мыслей. Подруга не уставала повторять: «Оксана, держись, ты поступила правильно». А я сидела молча и пыталась понять, как жить дальше. Главное — Марьяна. Врач сказал: медлить нельзя. Я поспешила в банк, сняла премию и договорилась с клиникой. И впервые за долгое время почувствовала уверенность в своих действиях.

Дмитрий звонил ежедневно: то умолял вернуться, то обвинял во всём происходящем. «Ты же знаешь, Людмила не со зла», «Ты рушишь семью», «Пока не поздно — возвращайся». Я либо молчала в ответ, либо клала трубку. Но внутри всё равно что-то сжималось — три года жизни вместе оставили след: привычка и иллюзия семьи давали о себе знать.

Через неделю он приехал сам. Стоял под подъездом помятый и растерянный с букетом цветов в руках.

— Оксана… поговорим? — тихо спросил он.

Мы присели на лавочку возле дома. Он теребил цветы и бормотал:

— Я правда не хотел так… Людмила… ну ты же знаешь её… Я просто не умею ей противостоять… Но я люблю тебя… Вернись… Мы всё исправим…

Я внимательно посмотрела на него — и вдруг осознала: ничего он менять не собирается. Потому что для этого нужно быть взрослым мужчиной с характером, а он так и остался мальчиком на поводке у своей матери.

— Дмитрий… — сказала я спокойно. — Я ухожу навсегда.

Он смотрел на меня с недоумением:

— Ты серьёзно? Развод?

— Да. Именно развод.

— Но… квартира… — начал он было говорить, но я резко оборвала:

— Какая квартира? У нас её никогда не было! Всё это время мы жили на съёмной! У нас нет ничего общего: ни дома своего, ни будущего… Только твоя мать да твоя нерешительность.

Он крепко сжал губы; цветы выпали из его рук прямо на землю.

— Ты ещё пожалеешь об этом… — прошептал он едва слышно. — Без меня ты никто…

Я усмехнулась:

— Это ты без меня никто… А я без тебя наконец-то свободна…

И ушла прочь даже не оглянувшись назад.

Спустя месяц я сняла небольшую студию рядом с больницей, где находилась Марьяна после операции; она уже шла на поправку. Денег осталось немного, но мне хватало: устроилась работать удалённо по новым контактам и начала понемногу вставать на ноги. Было непросто… но впервые за долгое время я чувствовала: живу ради себя и тех немногих людей, кто действительно любит меня искренне.

Дмитрий ещё какое-то время звонил мне… но номер был заблокирован так же быстро, как и Людмилин звонок позже. Пусть живут вместе как хотят — теперь это больше не моя история.

А самое удивительное знаете что? Страх исчез…

Я обрела свободу.

Продолжение статьи

Бонжур Гламур