Утро началось с запаха горелого масла и звенящего голоса свекрови, доносящегося из кухни. Я только спустилась с лестницы нашего двухэтажного домика в Подмосковье, намереваясь выпить чашку утреннего кофе.
На мне была старая футболка с пятном от кетчупа и растянутые спортивки — не то чтобы я собиралась впечатлять кого-то в семь утра. Но как только я шагнула на порог кухни, Тамара Ивановна, моя свекровь, повернулась ко мне с таким видом, будто я опоздала на аудиенцию к королеве.
— Наташка, ты где ходишь? — её голос резал, как тупой нож. — Я тут с шести утра картошку жарю, а ты спишь, как барыня! Иди, стол накрывай, Саша с работы голодный вернётся.
Я замерла, чувствуя, как внутри закипает что-то горячее и тяжёлое. Саша, мой муж, действительно должен был вернуться сегодня утром из командировки, но это не объясняло, почему Тамара Ивановна снова хозяйничает на моей кухне.
Она жила в соседнем посёлке, в десяти минутах на автобусе, но последние два месяца практически переселилась к нам. Всё началось с того, что её водопровод прорвало, и Саша, добрый сын, предложил ей пожить у нас, пока ремонт не закончится.
Ремонт затянулся, а за это время Тамара Ивановна, похоже, решила, что теперь это её дом, а я — бесплатная прислуга.
— Тамара Ивановна, я только встала, — сказала я, стараясь держать голос ровным. — И вообще, это моя кухня. Если вы хотите готовить, я не против, но не командуйте мной, пожалуйста.
Она фыркнула, бросив деревянную лопатку в раковину с таким грохотом, что я вздрогнула.
— Твоя кухня? Это Сашин дом, девочка. Он его на свои деньги строил, а ты тут просто живёшь. Так что не выпендривайся, бери тарелки и шевелись.
Я сжала кружку так, что костяшки побелели. Дом действительно строил Саша — он вкалывал почти без выходных, чтобы выплатить ипотеку за этот коттедж. Но я тоже не сидела сложа руки: работала бухгалтером в местной фирме, платила за коммуналку, мебель, даже за ремонт крыши после прошлогоднего урагана.
Это был наш дом. А Тамара Ивановна, с её пенсией в двадцать тысяч и вечными жалобами, вела себя так, будто я ей обязана по гроб жизни.
— Я не девочка, мне тридцать два, — процедила я, ставя кружку на стол. — И я не собираюсь вам прислуживать.
Тамара Ивановна прищурилась, её губы сжались в тонкую линию. Она была невысокой, плотной, с короткими седыми волосами и мощными руками, которыми могла бы гвозди забивать.
В свои шестьдесят пять она сохранила энергию, но направляла её в основном на то, чтобы всех вокруг построить.
— Ох, какие мы нежные, — язвительно протянула она. — А кто Саше борщи варил, пока ты на своей работе бумажки перекладывала? Я, между прочим, за ним всю жизнь ухаживала, а ты тут права качаешь.
Дверь хлопнула — это Саша вошёл, усталый, с красными глазами и сумкой через плечо. Он бросил взгляд на нас и вздохнул.
— Мам, Наташ, вы опять? — пробормотал он, снимая кроссовки. — Я только домой вошёл, а вы орёте.
— Это она начала! — Тамара Ивановна ткнула в меня пальцем. — Я для тебя стараюсь, а эта твоя…
— Хватит, — Саша махнул рукой и пошёл к лестнице. — Прекратите пожалуйста.
Я смотрела ему в спину, чувствуя, как обида сжимает горло. Саша всегда так — уходит от конфликтов, оставляя меня один на один с его матерью. А Тамара Ивановна, довольная, что сын не вмешался, снова повернулась ко мне.
— Ну что, Наташка, будешь стол накрывать или мне самой всё делать?
Я молча вышла из кухни, хлопнув дверью. Внутри всё кипело, но я решила: это был последний раз, когда она мной командовала.
**»
Через неделю напряжение достигло пика. Тамара Ивановна не только раздавала приказы, но и начала вдруг переставлять мебель, выбрасывать мои вещи, «потому что они старьё», и даже пригласила свою подругу Зину пожить у нас «на пару дней».
Зина, грузная женщина с громким смехом, заняла диван в гостиной и каждый вечер смотрела сериалы на полную громкость. Саша молчал, только пожимал плечами: «Ну, маме скучно одной». А я чувствовала, что мой дом превращается в серпентарий.
Взрыв случился в пятницу. Я вернулась с работы, уставшая, с головной болью, и застала на кухне Тамара Ивановну, Зину и ещё какую-то незнакомую тётку в цветастом платье. Они пили чай из моих кружек, ели пироги, которые я вчера испекла на выходные, и обсуждали, что «Наташка совсем не хозяйка».
— А вот я своему сыну сразу сказала: женишься — бери женщину с руками, — вещала цветастая тётка, макая пирог в варенье. — А эта твоя, Тамара, только деньги тратит.
Я стояла в дверях, сжимая сумку. Тамара Ивановна даже не обернулась.
— Наташ, раз пришла, чайник поставь, — бросила она через плечо. — И мусор вынеси, а то воняет.
Это было последней каплей. Я шагнула вперёд, чувствуя, как кровь стучит в висках.
— Тамара Ивановна, это мой дом, — сказала я, чеканя каждое слово. — Вы тут не хозяйка. Убирайтесь все. Сейчас же.
Она обернулась, её глаза округлились от удивления.
— Ты что, сдурела? — прошипела она. — Да как ты смеешь мне указывать?
— Очень просто, — я повысила голос. — Вы мне никто. Я не ваша служанка, не ваша рабыня. Собирайте вещи и валите к себе. И подружек своих забирайте.
Зина поперхнулась чаем, тётка в платье открыла рот, а Тамара Ивановна вскочила, уперев руки в бока.
— Да ты кто такая, чтобы меня выгонять? Это Сашин дом, а я его мать!
— А я его жена, — отрезала я. — И я здесь живу. А вы — гость, который слишком долго задержался.
Дверь в кухню скрипнула, и появился Саша.
— Что за крики? — буркнул он.
— Твоя жена меня выгоняет! — завопила Тамара Ивановна, театрально всплеснув руками. — Сашенька, скажи ей!
Саша посмотрел на меня, потом на мать. Я видела, как он колеблется, и решила добить.
— Саша, выбирай, — сказала я тихо, но твёрдо. — Или она уходит, или я. Мне надоело жить в этом цирке.
Он замялся, потирая шею. Тамара Ивановна торжествующе ухмыльнулась, уверенная, что сын выберет её. Но Саша вдруг сказал:
— Мам, поезжай домой. Ремонт у тебя давно закончен.
Её лицо вытянулось. Она хлопала глазами, словно не веря ушам.
— Александр, ты серьёзно? — прошептала она. — Ты меня из-за этой… из-за неё выгоняешь?
— Я тебя не выгоняю, — устало ответил он. — Просто живи у себя. И Наташа не «эта» — она моя жена.
Тамара Ивановна задохнулась от возмущения, но я уже не слушала. Я вышла в прихожую, открыла входную дверь и стала ждать. Наконец свекровь, Зина и тётка в платье, пыхтя и ругаясь, вынесли свои сумки. Тамара Ивановна остановилась на пороге, сверля меня взглядом.
— Ты ещё пожалеешь, Наташка, — прошипела она. — Саша без меня пропадёт, и ты тоже.
Я молча захлопнула дверь перед её носом. Замок щёлкнул, и в доме наступила тишина.
***
После этого жизнь не стала проще. Саша дулся неделю, молчал за ужином, но потом оттаял. Мы поговорили. Он признался, что боялся обидеть мать, но понимал, что она перегибает.
Я рассказала, как устала чувствовать себя чужой в своём доме. Мы договорились: больше никаких «временных гостей» без общего согласия.
Тамара Ивановна звонила, плакала, угрожала, но в дом я её не пускала. Через месяц она объявила, что «проклинает» меня, и перестала общаться даже с Сашей. Он переживал, но я видела: ему тоже стало легче дышать.
А я? Я вернула себе свой дом. Каждое утро, наливая кофе в свою любимую кружку, я смотрела на пустую кухню и улыбалась. Тишина была моей победой. И пусть Тамара Ивановна думает, что я злая невестка, — мне было всё равно.
