Владимир уже проверял упряжь своего коня, когда Тамара принесла ему узелок с провизией и свежей рубашкой.
— Справишься? — тихо спросила она, заглядывая в его сосредоточенное лицо.
— Не сомневайся, — он коротко сжал её плечо и уселся в повозку.
Вернувшись, он застал сумерки, окутывавшие Тернополь. Войдя в дом, Владимир снял промокшую от пота рубаху и аккуратно положил на стол потрёпанную папку.
— Теперь это официально наши дети, — произнёс он сдержанно, в голосе звучала гордость. — Никто не сможет их у нас отнять. Пришлось обратиться к старым друзьям, но они отлично справились. Обычным способом это заняло бы годы.
Галина молча крестилась и суетилась у печи, вынимая глиняный горшок с наваристым супом.
Алексей бесшумно поставил перед зятем кружку с дымящейся брагой и на мгновение крепко сжал его плечо — без слов, но выразительно.
В этом жесте заключалось больше, чем могли бы передать любые слова: уважение, гордость, признание его не просто мужем дочери, а достойным человеком.
Тамара наклонилась над колыбелью, вглядываясь в четыре спокойных личика. Годами она хранила в себе боль бездетности, словно острые шипы, впившиеся в сердце.
Каждое упоминание о материнстве, каждый взгляд на чужих детей причинял ей душевную рану. Но теперь… слёзы, катившиеся по щекам, были солёными от радости, а не от горечи утрат.
Четыре маленьких сердца теперь били рядом с её собственным, доверенные судьбой именно ей.
— Вот и стал я у тебя многодетным отцом, — тихо произнёс Владимир, обнимая жену.
— Спасибо тебе, — она прижалась к его груди, боясь, что любое лишнее слово разрушит эту хрупкую радость.
Годы текли, дети подрастали, семья крепла, но иногда возникали трудности.
— Да плевать мне на все эти правила! — с силой захлопнул дверь Дмитрий, из-за чего старое стекло в раме жалобно задребезжало. — Я не намерен гнить в этой глуши до конца своих дней!
Тамара замерла с миской в руках. За тринадцать лет она ни разу не слышала, чтобы младший сын говорил с такой яростью. Она поставила тесто на стол и вытерла руки о фартук.
— Что случилось? — спросила она, выходя в сени.
Дмитрий стоял, прислонившись к стене, бледный от злости. Рядом замер Владимир, сжимая кулаки и тяжело дыша.
— Твой сын решил, что учёба ему больше не нужна, — пробормотал Владимир. — Говорит, что учебники — пустая трата времени. Хочет бросить школу и уехать в Тернополь.
— Какой смысл корпеть над книгами? — выкрикнул Дмитрий. — Чтобы потом всю жизнь пахать в полях, как вы?
Лицо Владимира застыло, в глазах мелькнула глубокая обида. Он сделал шаг к сыну, но Тамара мягко остановила его, встала между ними.
— Давайте успокоимся и поговорим без эмоций, — предложила она, чувствуя, как сердце сжимается от боли за сына.
— Говорить не о чем, — Дмитрий скрестил руки на груди. — Я не один так считаю. Сергей меня поддерживает. А девчонки просто боятся признаться, что тоже мечтают уехать.
На пороге появилась Ольга — высокая, с выбившимися из косы прядями, падающими на бледное лицо. Она прислонилась к косяку, внимательно наблюдая за напряжёнными лицами.
— Я всё слышала с крыльца, — тихо сказала она. — О чём спор?
— Расскажи правду, — пристально взглянул на сестру Дмитрий. — Признайся, что прячешь альбом с городскими пейзажами под подушкой.
Ольга вздрогнула, но не отводила глаз. Кончик её косы нервно дрогнул, когда она выпрямилась.
— Да, я действительно хочу учиться живописи профессионально, — призналась она, глядя отцу в глаза. — В областном центре есть художественное училище, и мой учитель говорит, что у меня есть талант…