Оленька сжала пальцы в кулаки. Нет, так дело не пойдёт. Их маленькая семья имеет полное право на тишину и личное пространство.
Из кухни доносился звон посуды — Надя уже распоряжалась там по-своему, переставляя чашки так, как ей удобно. Оленька поморщилась: звякнул любимый сервиз, подаренный мамой. В этом вся свекровь — не спросит, не посоветуется, всё переделает по своему усмотрению.
Оленька вернулась в квартиру. Стоять на лестничной площадке смысла не было.
— Я с утра приеду завтра, — раздавался голос свекрови из кухни, сопровождаемый перестановкой чашек. — Осмотрюсь как следует, решу, что куда поставить. Тут вообще всё неправильно устроено…
— Вы здесь жить не будете! — резко прервала её Оленька, чувствуя головокружение от напряжения. — Ни при каких условиях!
— Тонь! — всплеснула руками Надя. — Как ты смеешь так говорить? Я мать! Имею право быть рядом с сыном! А ты… — она поджала губы, — ты чужая в этой семье! Пришла и командовать вздумала!
— Чужая? — руки Оленьки задрожали от обиды и ярости. — А когда вы просили денег на лечение? Когда Матвея из долгов вытаскивали? Тогда я была «доченькой», да?
Надя побледнела:
— Упрекаешь? Мать мужа попрекаешь?
– Нет, – Оленька медленно выдохнула и попыталась успокоиться. – Не упрекаю. Но жить здесь вы не будете.
– Это мы ещё посмотрим! – свекровь решительно направилась в большую комнату. – Ростислав! Сынок! Объясни своей жене: так с матерью нельзя обращаться!
Ростислав стоял у окна, опершись на косяк дверного проёма. За его спиной закат окрашивал комнату тревожным алым светом.
– Мама, Оленька права. Это наш дом и…
– Что значит «наш»?! – перебила его Надя с возмущением в голосе. – Я тебя растила! Бессонные ночи провела у твоей кровати! А теперь какая-то…
– Не какая-то, а моя жена, – голос Ростислава стал твёрдым и холодным. – И прошу больше её не оскорблять.
– Вот уже и на мать кричишь… – театрально приложив руку к сердцу, проговорила свекровь. – Это она тебя настроила против меня! Пустоцвет… Чем она тебя держит? Против родной матери настраивает!
Оленьку замутило от волнения; ком подступил к горлу. Ростислав сделал шаг вперёд:
– Довольно! Собирайся и уходи.
– Это говорит не мой Ростислав… – Надя уже доставала телефон из сумочки.
Зоряна всё это время молча наблюдала за происходящим; теперь она поднялась со стула:
– Мамочка… Поехали домой? Уже поздно…
– Ты тоже против меня?! – всхлипнула Надя трагическим тоном. – Все ополчились… А я ведь только добра хотела!
В этот момент в прихожей появился Матвей:
– До чего довели мать?! Она всю себя вам отдала! Всю жизнь посвятила детям! А теперь вы вдвоём…
– Матвей, хватит, – Ростислав встал между братом и женой защитной стеной. – Никто сюда без нашего согласия переезжать не будет. И согласия этого не будет.
– Да ты!.. Да как ты смеешь!.. – Матвей едва переводил дыхание от злости. – Всё из-за неё! Строит из себя неприкосновенную принцессу!
– Ещё одно слово против моей жены — и разговор окончен навсегда, – голос Ростислава стал ледяным от решимости. – Уходи домой сам и мать забери с собой тоже! Решение принято окончательно!
– Вы ещё пожалеете об этом!.. Оба пожалеете!.. Родную мать выставляете за дверь!
– За дверь?! – возмутилась Оленька наконец вслух. – У неё была квартира буквально вчера утром! Она сама её отдала без предупреждения нам ни слова не сказав… Так что хватит устраивать спектакль!
Матвей сквозь зубы процедил:
— Пошли отсюда… Нам тут делать нечего…
Когда за ними захлопнулась дверь квартиры, Оленька бессильно опустилась на банкетку в прихожей коридора; рядом сел Ростислав и мягко обнял её за плечи:
— Тебе нельзя волноваться…
— Это ещё только начало… — прошептала она почти неслышно. — Они просто так не уйдут…
— Я знаю… Но я тоже просто так это не оставлю… Мы справимся вместе… Главное сейчас ты и малыш… Я вас никому в обиду не дам…
На следующий день Надя собрала семейный совет: но уже не у Оленьки дома — та категорически отказалась принимать гостей под предлогом плохого самочувствия. Встретились в съёмной квартире Матвея — последнем пристанище его семьи после череды переездов по чужим углам за последние годы.
В тесной комнате с облупленными обоями и чужой мебелью Надежда устроилась на продавленном диване словно на троне праведности.
— Вот что скажу вам всем сразу… — начала она тоном без намёков на компромиссность или сомнение: ни к чему хорошему он явно не вел.— Я поступила правильно: Матвею нужно своё жильё; у него дети растут… Квартира хоть небольшая была моя родная… но лучше уж своё гнездо иметь чем по съёмным углам метаться годами…
— Мама… а при чём тут ваша квартира к нашей жизни?.. — поморщился Ростислав.
— Как это при чём?! — повысила голос Надежда.— Раз я квартиру Павлику отдала (то есть тебе!), то теперь вы обязаны меня принять к себе домой!.. Куда же мне ещё идти-то?!
— Можно было хотя бы спросить нас заранее… прежде чем принимать такие решения… — тихо заметила Оленька…