Он расположился на холодной металлической скамейке, укрывшись поношенным плащом — когда-то он носил его, трудясь мастером в ЖЭКе. Его звали Алексей Петрович. Пенсионер, вдовец, отец единственного сына и, как он полагал прежде, счастливый дедушка. Но однажды всё это рухнуло.
Когда сын привёл домой Елену, внутри Алексея всё затрепетало холодом. Её энергия была слишком резкой, а взгляд — ледяным, прикрытым обворожительной улыбкой. Она не устраивала скандалов и не кричала — просто тонко и уверенно вытесняла из жизни мужчины всё, что ей мешало. И Алексей ощутил это сразу. Но изменить уже ничего нельзя было.
Сначала пропали его вещи: книги перебросили на чердак, любимое кресло объявили «лишним», чайник вдруг исчез. Затем последовали намёки: «Папа, может, чаще выходить будешь? Воздух полезен». А вскоре прозвучало предложение: «Тебе, наверное, лучше будет в доме для пожилых или у тёти в деревне».
Алексей тогда промолчал. Просто собрал немногое, что осталось его, и ушёл. Ни упрёков, ни слёз, ни просьб — лишь гордость и боль, засевшая глубоко в душе.
Он брёл по заснеженным улицам, словно невидимый. Только одна скамейка в парке стала для него опорой — там, где однажды гулял с женой, а потом с маленьким сыном. Там он проводил часы, глядя в пустоту.
И вот в один особенно морозный день, когда холод щекотал лицо, а глаза затуманились от горя и холода, раздался голос:
— Алексей? Алексей Петрович?
Он обернулся. Перед ним стояла женщина в тёплом пальто и платке. Сначала он не узнал её, но память подсказала — Татьяна Ивановна. Его первая любовь. Та, которую он потерял из-за службы, а потом забыл, женившись на Нине.
В руках у неё был термос и пакет с домашней выпечкой.
— Что ты здесь делаешь? Замерзаешь ведь…
Этот простой вопрос, полный заботы, согрел сильнее любого пальто. Алексей молча принял термос с чаем и булочки. Голос давно покинул его, а сердце болело так, что даже слёзы не шли.
Татьяна села рядом, словно время между ними не прошло, а застыло.
— Я иногда здесь прогуливаюсь, — начала она мягко. — А ты… почему здесь?
— Просто место родное, — слегка улыбнулся он. — Здесь сын сделал свои первые шаги. Помнишь?
Татьяна кивнула. Конечно, помнила.
— А теперь… — Алексей вздохнул, — он взрослый, женился, квартиру оформил. Жена сказала: «Выбирай — я или отец». Он выбрал. Не виню. У молодых свои заботы.
Татьяна молчала, лишь смотрела на его покрасневшие руки, растрескавшиеся от холода, такие знакомые и такие одинокие.
— Пойдём ко мне, Алексей, — вдруг предложила она. — Там тепло, поем, завтра решим, что дальше. Я тебе суп сварю, поговорим обо всём. Ты же не камень, ты человек. И не должен быть один.
Он долго не шевелился. Потом тихо спросил:
— А ты сама… почему одна?
Татьяна вздохнула. Её глаза стали стеклянными.
— Муж погиб давно. Сына… не стало ещё до рождения. Дальше — жизнь, работа, пенсия, кошка и вязание. Всё по кругу. Ты первый за десять лет, с кем я пью чай не в одиночестве.
Они просидели ещё долго. Прохожие поредели, снег падал мягко, словно стараясь заглушить их боль.