— Ну, дорогая, отдыхаешь? Я вот с самого утра на ногах, дел полно, а помочь, как всегда, некому, — голос Тамары Сергеевны, прозвучавший сразу после звона в дверь, внезапно нарушил субботнюю тишину квартиры Ольги, так же бесцеремонно, как и сама свекровь.
Едва Ольга успела приоткрыть дверь, Тамара Сергеевна без приглашения уверенной походкой вошла в прихожую, внимательно оглядывая всё вокруг. Её прицельный и оценивающий взгляд задержался на домашних тапочках Ольги, словно обнаруживая в них какой-то скрытый изъян.
Алексей был на работе, и Ольга собиралась насладиться редким утром в одиночестве с чашкой кофе и книгой, но эти планы явно стремились рассыпаться.
— Здравствуйте, Тамара Сергеевна, — Ольга старалась, чтобы голос прозвучал дружелюбно, хотя внутри уже поднималась привычная волна раздражения.
Визиты свекрови редко ограничивались простым гостевым появлением; чаще всего они походили на проверку с последующим вынесением приговора. И приговор, как правило, складывался не в пользу Ольги.
— Здравствуй, здравствуй, значит, ещё не забыла, — с ехидством произнесла Тамара Сергеевна, заходя в гостиную. Провела пальцем по журнальному столику, затем с явным отвращением посмотрела на палец, хоть пыли и не было
— Ольга убиралась здесь всего лишь вчера. — Надеялась, Алексей дома, а он, оказывается, на работе, мой сын трудится, семью кормит. А вот некоторые только отдыхают, целый день лёжа.
Ольга глубоко вдохнула и мысленно пересчитала до десяти. Она хорошо знала стиль свекрови — начинать разговор завуалированными намеками и полунамеками, постепенно подталкивая к основной теме своего неудовольствия.
— Алексей на работе сегодня, Тамара Сергеевна. А я действительно отдыхаю. Всю неделю трудилась, должна позволить себе выходной, — в её словах старалась сохранить спокойствие, но нотка раздражения всё же проскользнула.
— Может, право и есть, кто спорит, — усевшись в любимое кресло Алексея, Тамара Сергеевна приняла вид строгого судьи. — Но порядочные невестки и в выходные помнят о свекрови. У меня окна всякие грязные после зимы, самой уже не дотянуться. Ковры бы выбить, пылища стоит. А то сыночек женился, думала, помощница появится и опора на старости. А выходит, всё наоборот…
Ольга почувствовала, как внутри нарастает жар. Опять та же история, вновь она, Ольга, виновата во всех грехах, потому что не собирается посвящать каждый выходной уборке в квapтиpe тётки.
— Тамара Сергеевна, у меня на эти выходные были собственные планы, — всё ещё пытаясь сдержать тон, она говорила аккуратно, хотя с каждым словом это становилось всё сложнее.
— Планы? — свекровь выразительно приподняла брови, а в голосе зазвучала искренняя удивлённость, словно Ольга сообщила о намерении отправиться в космос.
— Какие могут быть дела важнее, чем помочь матери твоего мужа? Женщине, которая его вырастила, воспитала и на ноги поставила? Вот я, когда замуж выходила, свекрови слова противного сказала — сразу боялась, во всём угодить старалась. А сейчас молодёжь какая… Ни стыда, ни совести.
Это было слишком. Обвинения сыпались беспрерывно, не оставляя ни малейшей возможности оправдаться, да и само желание защищаться исчезло.
Терпение, которое Ольга так тщательно накапливала перед каждым визитом Тамары Сергеевны, лопнуло, словно натянутая струна.
— Это не ваше дело, Тамара Сергеевна, как я провожу выходные! Воспитывайте своих детей, а я — взрослая женщина и ваша невестка! Разберусь сама!
Тамара Сергеевна на мгновение растерялась от такого отпора. Её лицо вытянулось, глаза расширились. Она, явно, не ожидала, что тихая, на её взгляд, невестка способна на столь дерзкий ответ. Но замешательство быстро сменила гневная вспышка.
— Ах, да ты так со старыми-то разговариваешь?! — взвилась она, голос зазвенел от возмущения. — Будешь мне ещё указывать, что и как делать? Я — мать твоего мужа! Жизнь ему дала! А ты… кто вообще такая? Пришла на готовое и ещё права качаешь!
— Я жена вашего сына, Тамара Сергеевна! И это мой дом! — Ольга уже не пыталась сдерживать эмоции. Накопившиеся обиды, недосказанности, постоянное чувство вины, которое свекровь умело внушала, всё это прорвалось наружу.
— Я не позволю вам хозяйничать здесь и диктовать мне, как жить! Я работаю не меньше Алексея, и свои выходные проведу так, как посчитаю нужным! Если нужна помощь по дому, наймите горничную! Я не собираюсь быть вашей личной прислужницей!
— Я всё Алексею расскажу! Расскажу, какую змею он к себе в дом пустил! — Тамара Сергеевна тоже поднялась, её щеки залились красным. Поднесла театрально руку к груди. — Узнает он, как ты с его матерью обращаешься! Посмотрим тогда, как запоёшь! Неблагодарная! Эгоистка!
— Рассказывайте, пожалуйста, — спокойно ответила Ольга, ощущая странное, почти злорадное облегчение от того, что наконец высказала всё, что накопилось. — А сейчас, будьте любезны, покиньте мою квартиру. Больше не намерена слушать ваши придирки и участвовать в этом спектакле.
Свекровь, фыркая и бормоча про неблагодарых современных детей и про то, что «раньше-то всё было иначе», направилась к выходу. У порога она обернулась, взгляд был полон яда.
— Ты ещё пожалеешь об этом, девка! Ох, как пожалеешь! Мой сын такое не потерпит!
Ольга молча проводила её взглядом до тех пор, пока за Тамарой Сергеевной не захлопнулась дверь. Первые залпы прозвучали. И это было только начало.
Оставшись одна, Ольга долго стояла посреди гостиной, прислушиваясь к удаляющимся шагам свекрови. Странно, но вместо ожидаемого облегчения внутри оставалась пустота и глухая, ноющая тревога.
С одной стороны, она наконец-то дала отпор, высказала всё, что копилось в душе, а с другой отлично понимала — это далеко не конец.
Тамара Сергеевна не из тех, кто легко переходит через обиды, особенно такие «серьёзные» — как отказ подчиняться. И она обязательно сдержит обещание — всё расскажет Алексею. Приукрашенное в самых тёмных тонах.
Остаток дня прошёл в мучительном ожидании. Ольга пыталась заниматься домашними делами, читала, даже включила фильм, однако мысли постоянно возвращались к утреннему скандалу и предстоящему разговору с мужем.
Она знала Алексея — мягкий, иногда слишком уступчивый, всегда стремится избежать конфликтов, особенно с матерью.
Тамара Сергеевна умело нажимала на его чувство сыновнего долга, и зачастую для Алексея проще было уступить, чем спорить.
Вечером, когда в замке повернулся ключ, сердце Ольги вдруг учащённо забилось. Алексей вошёл в квартиру, как обычно, заметно усталый после работы, но что-то в его взгляде и в том, как он нарочно медленно снимал куртку и вешал её на крючок, выдавало внутреннее напряжение. Было очевидно, что с ним уже провели «работу».
— Привет, — он попытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и неестественной.
— Привет, — ответила Ольга, стараясь, чтобы голос оставался спокойным. — Ты устал? Будешь ужинать?
— Да, хотелось бы что-нибудь съесть, — он направился на кухню, а Ольга последовала за ним.
Пока она разогревала пищу, Алексей молча сидел за столом, ритмично постукивая пальцами по поверхности. Эта привычка всегда раздражала Ольгу, особенно когда она знала, что после этого начнётся неприятный разговор.
— Звонила мама, — наконец проговорил он, когда перед ним появилась тарелка с едой. Его голос был приглушённым и немного виноватым. — Она сильно расстроена. Прямо плакала в телефон.
Ольга села напротив, сложив руки на коленях. Вот и началось.
— Могу себе представить, что она тебе наговорила, — сказала она. — И в каких выражениях.
Алексей поднял на неё взгляд. В его глазах читалась усталость, растерянность и какая-то глубоко затаённая обида, словно он устал быть вечным заложником ситуации.
— Ольга, зачем так сразу? Она действительно очень переживает. Говорит, что ты чуть ли не выгнала её, накричала и заявила, что она тебе никто…
— А разве это неправда? — встретила она его взгляд. — То есть, по-твоему, я должна была потерпеть, когда меня в собственном доме ругают за то, что я не приехала в выходной убираться в её квартиру? Молча согласиться на роль бесплатной домработницы?
— Ну, не совсем бесплатной, — Алексей отвернулся, начал ковырять вилкой в тарелке. — Но ты же знаешь маму. Ей просто требуется внимание. Она пожилая, ей кажется, что если ты помогаешь — значит, уважаешь. Может, ты была слишком резка с ней?
— Резка? — с горечью усмехнулась Ольга. — Алексей, она пришла без приглашения, с порога начала меня учить жизни, критиковать всё подряд и требовать, чтобы я немедленно бросила все дела и поехала к ней мыть окна. И это не первый раз. Это уже в порядке вещей. Я больше не собираюсь это терпеть. Я прямо сказала, что не её дело, как я провожу выходные. Я взрослая и сама решаю, что делать.
Алексей тяжело вздохнул. Было видно, что он разрывается между пониманием позиции Ольги и длительной привычкой подчиняться матери, бояться её обидеть, её слёз…
— Ольга, пойми, она же мать. Просто у неё такой характер. Может, стоило попытаться как-то помягче? Объяснить ей?
— Объяснить что? — раздражение снова начало нарастать. — Что я имею право на отдых? Что я не её собственность? Алексей, я пыталась объяснять много раз, и по-доброму, и жёстко. Итог один — она слышит только то, что хочет. Ей видится, что я должна быть послушной невесткой, которая по первому зову бежит выполнять все её капризы.
— Но она же говорит, что ей тяжело одной, — Алексей всё ещё искал оправдания маме. — Ей нужна помощь.
— Если помощь нужна, пусть попросит нормально, а не ставит ультиматумы и не шантажирует, — твёрдо ответила Ольга. — К тому же у неё есть сын. Вот ты. Почему я обязана жертвовать своим единственным выходным? Ты же знаешь, я всю неделю работаю, устала ничуть не меньше тебя.
— Но я тоже работаю, — слабо возразил Алексей. — Именно. Почему тогда мама считает, что её ковры и окна важнее моего отдыха? Или твоего? Почему ты не ездишь к ней каждую субботу убираться?
Он вновь вздохнул, теперь ещё тяжелее, потёр лоб, словно пытаясь прогнать тягостные мысли.,— Ольга, я совсем не хочу ссориться ни с тобой, ни с мамой. Может быть, ты… позвонишь ей? Скажешь, что немного перестаралась? Просто чтобы она успокоилась.
Ольга внимательно смотрела на мужа, изучая его долго. В его взгляде читалась мольба, желание скорее уладить конфликт и вернуть всё «как было раньше». Но она понимала, что прежнего уже не вернуть. И уж точно она не собиралась извиняться за то, что отстояла своё право на уважение.
— Нет, Алексей, — твёрдо ответила она. — Я не намерена ей звонить. И извиняться мне не за что. Я сказала то, что должна была сказать. Если она хочет нормальных отношений, она должна научиться уважать меня и мою жизнь. Если же нет… это её выбор.
В кухне повисла напряжённая тишина. Алексей молча допил ужин, после чего встал и, не произнеся ни слова, ушёл в комнату. Ольга осталась за столом, ощущая, как между ними появилась первая, но ощутимая трещина. Она осознавала, что буря, которую подняла Тамара Сергеевна, только начала разрастаться.
Следующее утро, воскресенье, наступило в гнетущей тишине. Алексей старательно избегал встречаться взглядом с Ольгой, она же не предпринимала попыток возобновить вчерашний разговор.
Оба понимали, что тема не закрыта и что это всего лишь передышка перед новой бурей. И она не заставила себя долго ждать.
К обеду, когда напряжение в квартире стало почти ощутимым, раздался звонок в дверь. На пороге с несколько преувеличенно дружелюбной улыбкой и корзиной, накрытой накрахмаленной салфеткой, стояла Тамара Сергеевна.
— Вот и я, голубушки! — весело протянула она, заходя в прихожую, не дав Алексею, который открыл дверь, вставить ни слова. — Пирожков принесла, с капустой, как ты любишь, Алексеечек. Думаю, загляну, как вы тут после… вчерашнего.
Ольга, вышедшая из комнаты на звук голоса свекрови, почувствовала внутренний холодок. «Загляну» оказалось кодовым словом. На самом деле Тамара Сергеевна пришла продолжить вчерашний спор, но уже в присутствии сына, на чью поддержку она явно рассчитывала.
— Здравствуйте, Тамара Сергеевна, — Ольга постаралась говорить ровно, хотя получилось слишком холодно.
— Здравствуй, Олечка, здравствуй, — свекровь бросила на неё быстрый оценивающий взгляд, в котором не было ни капли дружелюбия. — Ну что, Алексеечек, принимай гостинцы. Я с утра у плиты трудилась.
Алексей, немного смущённый, взял корзину.
— Спасибо, мам. Проходи, будем чай пить.
Они расположились в гостиной. Тамара Сергеевна уселась на диван, Ольга — в кресло напротив, Алексей остался стоять, неловко переступая с ноги на ногу и предчувствуя скорое обострение.
— Ну, как у вас дела? — начала свекровь, обращаясь главным образом к сыну, но бросая искоса взгляды на Ольгу. — Мир и покой в семье? Я вчера так переживала, Алексеечек, даже представить не можешь. Сердце бешено стучало. Думала, не доживу до утра.
— Мам, ну не надо, — попытался её прервать Алексей, но Тамара Сергеевна уже втянулась в свою роль.
— Нет, сынок, нужно! Ты должен знать, как твоя жена с мамой обращается! Я к ней шла с открытым сердцем, с заботой, а она… Она чуть ли не выгнала меня из дома! Кричала, что я никто для неё, что не моё дело, как она живёт! Разве это нормально, Алексеечек? Разве порядочные женщины так со свекровями разговаривают? Я для тебя всю жизнь старалась, бессонные ночи проводила, всё лучшее тебе оставляла, думала: женишься — будет у меня дочь, помощница, а получила…
— Тамара Сергеевна, пожалуйста, прекратите эту постановку! — резко вмешалась Ольга. Её хладнокровие испарилось. — Никто вас не выгонял. Я просто попросила вас не указывать мне, как жить в моём доме и не требовать того, что я делать не обязана и не собираюсь!
— Ах, вот как! «В моём доме»! — передразнила её свекровь, голос наполнился визгливостью. — А то, что этот дом и твой муж тебе обеспечил, ты забыла? Ты пришла в готовое, а теперь ещё и условия ставишь! Я — его мать, и у меня есть право приходить сюда, когда захочу, и говорить, что считаю нужным!
— Мама, Оля, да прекратите уже, — наконец вмешался Алексей, его голос звучал жалобно и нерешительно. — Давайте без ссор. Мам, может, Оля действительно была не в духе вчера…
— Не в духе?! — злость Тамары Сергеевны переключилась на сына. — Да она просто невоспитанная хамка! Она тебя от меня отдаляет, Алексеечек! Не видишь? Раньше ты каждую субботу и воскресенье ко мне приезжал, звонил по десять раз в день, а теперь что? Женился — и я стала не нужна? Эта тебе дороже?
— А при чём тут это? — Ольга поднялась с места, ощущая, как внутри нарастает дрожь от несправедливых обвинений. — Я никогда не запрещала Алексею поддерживать с вами контакт! Наоборот, я всегда подчёркивала, что вы его мать и он обязан вам помогать! Но это не означает, что я должна стать вашей тенью и забыть о собственной жизни!
— Вот именно, что о своей жизни она думает! — фыркнула Тамара Сергеевна. — А вот про то, что у твоего отца есть мать, нуждающаяся в заботе, ей дела нет! Сынок, я не мечтала о такой жене! Нет! Я надеялась, что у меня будет невестка — умная, хозяйственная, а получила ленивицу и эгоистку, которая только о себе думает!
— Я вовсе не ленивая! — вскрикнула Ольга. — Я работаю, Тамара Сергеевна! И зарабатываю не меньше вашего сына! Я не позволю оскорблять себя! Вы постоянно врываетесь в нашу жизнь, постоянно недовольны и требуете! Что бы я ни сделала — всё недостаточно хорошо!
— Потому что ты по-человечески ничего сделать не можешь! — не собиралась сдаваться свекровь. — Только права свои качаешь! А обязанностей — ноль? Жена должна подставлять плечо мужу, беречь семью, уважать свекровь! А ты что?
Алексей стоял между ними, словно между двух огней, растерянный до предела. Он пытался вставить слово, но оно застревало у него в горле. Любая попытка примирить воспринималась обеими сторонами как поддержка противника.
— Хватит! — внезапно громко произнёс он, удивив сам себя твёрдостью. — Хватит, я сказал! Больше не могу это выслушивать! Вы обе дороги мне! Почему вы не можете… просто найти общий язык?
Однако его слова утонули в очередном обрушившемся потоке взаимных упрёков. Тамара Сергеевна перечисляла свои «жертвы», принесённые ради блага сына, доставляя остроту колкостями в адрес невестки. В свою очередь, Ольга напоминала матери мужа о всех случаях грубого вмешательства и несправедливых требований. Атмосфера в комнате стала настолько напряжённой, что казалось, воздух можно разрезать ножом. Оставшиеся в корзинке пирожки с капустой, ради которых якобы пришли, остались нетронутыми — символ неосуществлённого мира. Было ясно, что этот «семейный совет» не только не разрешил конфликт, но и вывел его на новый, более ожесточённый уровень.
— Так ты и молчать будешь, Алексеечек?! — голос Тамары Сергеевны взмыл почти до ультразвука, она уставилась на сына с выражением трагического укора, смешанного с плохо скрываемым торжеством.
— Ты позволишь этой… этой женщине так говорить с твоей матерью? Ты мужчина в доме или кто?! Я тебя растила, жизнь тебе отдала, а она пришла и всё развалила! Всё! Заставляет тебя быть против меня, командовать тобой! Я не ради этого тебя растила, чтобы какая-то выскочка тебя держала за верёвки!
Ольга замерла, обвив себя руками, чувствуя, как внутри застыло ледяное оцепенение. Слова свекрови уже не ранили так сильно, превратившись в монотонный злой гул — фон для собственных горьких мыслей.
Она смотрела на Алексея, на его бледное, растерянное лицо, постоянно переключавшее взгляд с неё на мать. Она ждала — хоть слово, хоть жест, который бы показал, что он всё ещё на её стороне, что он готов защищать её, их семью, от непрекращающегося потока яда.
— Мама, что ты вообще говоришь, — наконец пробормотал Алексей, и в его голосе не осталось той твёрдости, на которую тайно надеялась Ольга. — Никто меня ни к чему не подталкивает. Оля… она всего лишь…
— Что «всего лишь»?! — перебила его Тамара Сергеевна, наступая. — Просто она полностью обнаглела! Просто она тебя не уважает, как и меня! Алексеечек, тебе нужно выбрать! Я больше не стану терпеть это унижение! Или я — и ты остаёшься сыном, любящим и уважающим мать, или… или эта дама, которая не чтит никого, кроме себя самой!
Ультиматум прозвучал. В этой давящей тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Тамары Сергеевны, Ольга заметила, как её муж медленно, но верно ломается. Он посмотрел на мать, затем на неё. В его глазах читалась мука, но в ней уже пробивалось решение — то самое, чего она боялась сильнее всего.
— Оля, — начал тихо, почти умоляюще, отводя взгляд, не желая смотреть ей в глаза. — Мама ведь пожилая женщина. Может, тебе стоит… просто извиниться? Ради мира в семье. Она успокоится, и всё вернётся на круги своя.
Эти слова поразили Ольгу сильнее всяких криков и оскорблений. «Ради мира в семье». Её мира. Её спокойствия. Её собственного достоинства. Всё это предлагалось пожертвовать ради того, чтобы Тамара Сергеевна «успокоилась».
Чтобы «всё было как раньше» — то есть, чтобы свекровь продолжала безнаказанно вмешиваться в их жизнь, а сама Ольга терпела молча. Она выпрямилась. Лёд, охвативший её изнутри, дал ей странную, прозрачную ясность. Посмотрела на Алексея без надежды и боли, лишь с бесконечным холодным презрением.
— Знаешь, Алексей, — её голос прозвучал удивительно спокойно и ровно, но за ровностью пряталась стальное спокойствие.
— Когда-то я думала, что выхожу замуж за мужчину. За человека, который станет опорой и защитой. Который будет уважать меня так же, как я его. Видимо, я ошибалась. — перевела взгляд на Тамару Сергеевну, которая уже предвкушала победу, и на её лице играла довольная улыбка. — Поздравляю, Тамара Сергеевна. Вы добились своего. Вырастили идеального сына. Послушного, удобного, который никогда не осмелится перечить. Наслаждайтесь своим триумфом.
Алексей дернулся, хотел что-то сказать, но Ольга подняла руку, останавливая его.
— Не надо, Алексей. Ты уже всё сказал своим молчанием и предложением. Живите теперь вдвоём, в своей идеальной гармонии. Обустраивайте квартиру, чистите ковры. А я в ваши семейные спектакли больше не вовлечена. Мои силы на исходе.
Она не кричала и не повышала голос. Её слова падали в тишину комнаты, словно тяжёлые холодные камни, разрушая то хрупкое, что ещё осталось между ними. Обернулась и медленно, не оглядываясь, направилась к выходу из гостиной. Не в спальню за вещами, не на кухню за водой — просто прочь из этого пространства, пронизанного ложью, манипуляциями и предательством.
Тамара Сергеевна вновь что-то злорадно крикнула вслед, но Ольга уже не слышала. Алексей остался один в комнате, глядя ей вслед, на его лице смешались растерянность, страх и, кажется, запоздалое понимание того, что сейчас случилось нечто необратимое.
Мосты сожжены окончательно и бесповоротно. В квартире воцарилась не тишина, а пустота — выжженная земля, на которой уже ничто не сможет взрасти.