«Я больше не могу так продолжать» — с напряжением произнёс Алексей, оборачиваясь к жене с безнадёжностью в глазах

Иногда потеря открывает путь к настоящим переменам.

Что, мол, завидую ему и желаю причинить боль.

Я закрыла глаза.

Узнавала в этих словах своего мужа.

В приступах гнева он мог наговорить такого, о чём потом сожалел.

Но гордость мешала ему признавать свои ошибки. — Тамара Ивановна, — произнесла я, — а вы хотели бы вернуться?

Если бы Алексей извинился?

Она покачала головой. — Нет, Ирина Петровна.

Нет. — Она села напротив меня, и я заметила, что её руки были так крепко сжаты на коленях, что костяшки побелели. — Знаете, я пять лет проработала у вас.

Старалась, берегла каждую вещь.

А потом один случай — и всё перечеркнуто. — Но это же была случайность! — Конечно.

Но Алексей Петрович сразу подумал о плохом.

Значит, и раньше так думал, просто молчал. — Она вздохнула. — И ещё… у меня есть проблемы.

Серьёзные проблемы. — Какие?

Тамара замолчала, борясь с собой.

Потом тихо произнесла: — Внук у меня болен.

Денис.

Ему восемь лет.

Нужна дорогая операция, а у дочки нет денег.

Я копила… копила уже два года.

Почти собрала необходимую сумму. — Голос её стал совсем тихим. — А теперь работы нет.

И не знаю, где ещё найти такую, чтобы хорошо платили.

Сердце моё сжалось от боли.

Тамара молча страдала, молча копила деньги на лечение внука, а мы даже не знали об этом. — Почему вы никогда не рассказывали? — А зачем? — Она пожала плечами. — Каждый справляется со своими проблемами.

Не хотела жалости.

Я сидела, не зная, что ответить.

В голове вырисовывалась картина: Тамара, тревожащаяся за больного внука, пытается поймать кота, чтобы он не разбил что-то ценное, и случайно сама роняет вазу.

А затем стоит в шоке, думая не о том, как оправдаться, а о том, что потеряла работу и не сможет помочь ребёнку. — Тамара Ивановна, — сказала я, — дайте мне номер вашей дочери.

И адрес клиники, где лечат Дениса. — Зачем? — Просто дайте.

Она записала мне данные дрожащей рукой.

Я встала, собираясь уходить. — Ирина Петровна, — окликнула она меня, — а что вы Алексею Петровичу скажете? — Правду, — ответила я. — Всю правду.

Дома меня встретила тишина.

Алексей сидел в кресле в гостиной, держа в руках один из осколков вазы.

Большой, острый кусок, на котором ещё можно было различить часть узора. — Привет, — сказал он, не поднимая головы. — Привет. — Я села напротив него. — Лёша, нам надо поговорить.

Он поднял глаза.

В них читалась усталость и что-то ещё — стыд, который он пытался скрыть. — О чём? — О Тамаре.

Я была у неё.

Алексей напрягся. — Зачем? — Хотела узнать правду. — Я рассказала ему всё: и про кота, и про больного внука, и почему Тамара не стала оправдываться.

Выслушав мой рассказ до конца, он погрузился в тяжёлое молчание. — Боже мой, — выдохнул он спустя несколько минут. — Во что же я всё превратил? — То, что делают люди, когда им больно, — ответила я. — Ранят других.

Он бережно поставил осколок на журнальный столик и прикрыл лицо ладонями. — Я вспоминаю, как она заботилась обо мне после инсульта, — произнёс он сдавленным голосом. — В те дни, когда ты была в офисе, а я с трудом передвигался по квартире.

Она приходила не по расписанию, а каждый день.

Готовила, убиралась, вовремя давала лекарства.

И никогда не брала за это деньги, хоть я и предлагал. — Помню. — А потом, когда мне стало лучше, я однажды нашёл её плачущей на кухне.

Она думала, что я не вижу.

А позже выяснилось, что тогда у неё умер муж, а она всё равно приходила к нам, потому что боялась, что мне без помощи будет плохо.

Я взял его за руку. — Лёша, все мы ошибаемся. — Но я же знал, какая она! — Он посмотрел на меня, и в глазах его стояли слёзы. — Знал, что она никогда, ни за что не стала бы нам вредить.

Но всё равно… всё равно накричал на неё, как на последнюю… — Тише, — я погладила его по руке. — Ещё не поздно всё исправить. — Как?

Она же меня не простит. — А ты попробуй.

Он долго сидел молча, глядя на осколок. — Понимаешь, — произнёс он после паузы, — мне кажется, я панически боюсь старости.

Страшусь того, что больше не смогу контролировать свою жизнь.

И когда я увидел эти осколки… это стало для меня знаком.

Символом того, что всё ценное в моей жизни может исчезнуть внезапно. — Возможно, — кивнула я. — Но страхи не оправдывают жестокость по отношению к тем, кто нас искренне любит.

Он кивнул. — Позвони ей, — попросил он. — Попроси прийти.

Скажи, что я хочу с ней поговорить.

Тамара пришла на следующий вечер.

Она была одета строго, по-деловому, и держалась напряжённо.

Я проводила её в гостиную, где ждал Алексей. — Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал он, указывая на диван.

Продолжение статьи

Бонжур Гламур