— Ведь он у вас… больной, — с трудом прошептала «заботливая» бабушка, — требуется к нему особый подход. Я не справлюсь!
— Я больше не могу, — сказал мне муж, — я измотан, ты понимаешь? Работаю как лошадь и в лечение сына вкладываю колоссальные деньги, а результата нет! Его уже не исправить, пойми. Он навек останется… таким! У меня есть другая женщина, я её люблю. Она родит мне здорового ребёнка. Я ухожу от вас!
***
До беременности жизнь казалась мне чем-то нереальным, словно сном. Мы с Алексеем только начали создавать нашу семью, обустраивали уютное гнёздышко в нашей маленькой квартирке.
Свекровь, Нина Сергеевна, жила в другом городе, и наши отношения можно было охарактеризовать как ровные, уважительные и без конфликтов. Мы навещали её несколько раз в год, проводили вместе праздники. Она никогда не вмешивалась в нашу жизнь и не давала непрошеных советов.
Я даже немного восхищалась её тактичностью. Когда приезжали, она старалась вкусно нас накормить, расспрашивала о наших делах. Помню один из таких визитов: мы сидели за столом, уставшие после дороги.
— Ну что, детки, как дела? На работе всё в порядке? — спросила она, наливая чай.
— Да, мам, всё нормально, — ответил Алексей, — работы навалом, но без этого никак. — А у тебя, Олечка? — тепло взглянула она на меня.
— У меня тоже неплохо, — улыбнулась я, — проект интересный, хоть и сложный. — Главное, чтобы дело нравилось, — сказала Нина Сергеевна, — работа должна радовать. И я действительно ощущала, что всё идёт как надо.
Мы любили друг друга, заботились о наших отношениях, и даже со свекровью нашли общий язык. Что ещё нужно? А потом я узнала о своей беременности. Мы с Алексеем были счастливы, хотя и немного испуганы. Первый ребёнок — это огромная ответственность.
Алексей успокаивал меня, уверял, что мы справимся. Как я могла не поверить супругу? Беременность протекала сложно, а роды обернулись настоящим кошмаром. Что-то пошло не так, и наш сын появился на свет с проблемами.
Врач упомянул, что он получил травму при рождении. Наш малыш был долгожданным и безмерно любимым, но, увы, не таким, как все. Первое время после родов будто туман закрывал всё вокруг. Я лишь помню бесконечные слёзы, страх и отчаяние.
Нина Сергеевна приезжала к нам в больницу, но вела себя отстранённо. Она смотрела на нашего малыша с сочувствием, но не брала его на руки. — Нет, я не буду держать его, — сказала свекровь, когда я попросила передать сына, — сама бери.
Ещё чего-нибудь сделаю не так. Он ведь больной, с ним надо осторожно обращаться… Когда мы вернулись домой, я полностью погрузилась в заботы о ребёнке. Физиотерапия, массаж, бесконечные консультации с врачами — всё моё время было посвящено ему.
Свекровь звонила, интересовалась здоровьем внука, но не предлагала помощи. Помню один из таких звонков, когда я, измученная, сидела на кухне, пытаясь хоть немного отдохнуть.
— Как у вас дела? — прозвучал её голос в телефоне.
— Тяжело, мам, — призналась я, — очень тяжело. — Я понимаю, — ответила она, — но держитесь. Всё наладится.
— Я стараюсь, — сказала я, — но иногда кажется, что сил нет вовсе.
— Олечка, главное не впадай в отчаяние, — сказала она, — верь в лучшее. После этого разговора я ощутила ещё большую одиночество. Мне нужна была не просто поддержка по телефону, а реальная помощь. Я никогда не просила её об этом прямо — мне казалось, что она должна сама догадаться, как нам тяжело. Я думала, что свекровь любит внука, но её любовь была какой-то холодной, равнодушной. Как будто она боялась не справиться. Что не выдержит.
***
Когда сыну исполнилось полгода, Нина Сергеевна приехала к нам в гости. Я была рада видеть её, надеялась, что она наконец проявит инициативу и хоть немного снимет с меня нагрузку. Мы сидели в гостиной, пили чай. Малыш лежал на коврике и пытался перевернуться на животик.
Свекровь смотрела на него с улыбкой.
— Какой он у вас старательный, — произнесла она, — пытается.
— Да, — ответила я, — мы много занимаемся. — Я вижу, — сказала она, — ты отличная мама.
— Спасибо, — кивнула я. Наступила неловкая тишина. Я ожидала, что она скажет что-то ещё, например, предложит посидеть с сыном, пока я схожу в магазин или просто отдохну. Но она молчала. Наконец я не выдержала.
— Мам, — обратилась я, — может, ты немного посиди с ним, пока я приготовлю обед? Свекровь слегка растерялась.
— Ну, не знаю, — ответила она, — я немного устала после дороги.
— Я понимаю, — сказала я, — но мне действительно нужна помощь.
— Хорошо, — согласилась она, — посижу с ним, но недолго. Полчаса хватит? Я вздохнула с облегчением. Наконец хоть крошечный отдых. Я ушла на кухню готовить обед и время от времени заглядывала в гостиную проверить, как они.
Нина Сергеевна сидела на диване, смотрела телевизор, а сын игрался с погремушкой на коврике. Я заметила, что она даже не пыталась с ним разговаривать или играть. Она почти не обращала на него внимания! Меня охватило разочарование.
Неужели ей так трудно просто провести время с внуком? Неужели она не понимает, как мне тяжело? Я вернулась на кухню и продолжила готовить, но мысли были далеко. Я размышляла о том, что наши отношения со свекровью меняются навсегда.
Рождение сына выявило её безразличие, нежелание участвовать в нашей жизни. Мне было больно и обидно. Я хотела, чтобы она была рядом, поддерживала и помогала нам. Но она предпочитала держаться в стороне.
С тех пор, как сыну в год поставили окончательный диагноз, отношения с Ниной Сергеевной стали другими. То тёплое показное обожание внука, что я видела прежде, исчезло. Осталась лишь сдержанная вежливость и натянутая улыбка.
Иногда казалось, что свекровь испытывает к родному внуку даже отвращение. Помню, как мы приехали к ней в гости спустя несколько месяцев после постановки диагноза.
Алексей нёс спящего сына на руках, я тащила сумки с вещами и лекарствами. Нина Сергеевна встретила нас у двери.
— Здравствуй, Олечка, здравствуй, Алексей, — сказала она, явно огорчённая, — проходите. Я заметила, что привычного поцелуя не было, как и попыток взять малыша на руки. Она просто отступила в сторону, давая нам пройти.
Мы направились в комнату — вторую спальню, где всегда останавливались. Алексей аккуратно положил сына на кровать, я начала распаковывать вещи, а Нина Сергеевна стояла в дверях, наблюдая. — Как у вас дела? — спросила она, — как Илья? — Нормально, — ответила я спокойно, — занимаемся, ходим на занятия.
— Понимаю… тяжело вам, наверное, — сказала она. — Очень тяжело, — подтвердила я. Воцарилась неловкая тишина. Мне казалось, что она хотела что-то сказать, но сдерживалась.
— Ладно, — наконец сказала, — я пойду. Вам, наверное, нужно отдохнуть после дороги. И она ушла. Я села на кровать, и слёзы потекли по щекам. Мне было так одиноко и обидно! Я хотела, чтобы она обняла меня, поддержала, сказала, что всё будет хорошо.
Вместо этого получила лишь холодную вежливость. Вечером мы ужинали за столом. Нина Сергеевна приготовила простую еду, без тех «бабушкиных вкусностей», которыми раньше нас баловала. — Как Илья ест? — спросила она.
— Хорошо, — ответила я, — у нас он старается.
— Да, — сказала она, — он у вас такой… особенный. Я почувствовала, как внутри играет раздражение. «Особенный»? Зачем вообще было это упоминать? — Мам, — вмешался Алексей, — не стоит так говорить, пожалуйста.
— Ничего плохого не имела в виду, — ответила свекровь, — почему вы так обижаетесь? Он ведь действительно не такой, как все! Мы пробыли у неё всего несколько дней. Планировали остаться на пару недель, но я настояла на возвращении. Мать Ильи всячески демонстрировала равнодушие ко мне и ребёнку.
Единственное, к Алексею её отношение особым не изменялось. Когда сыну исполнилось два года, свекровь под предлогом «хочу вам помочь» продала свой загородный дом и приобрела двухкомнатную квартиру. Однако после переезда ситуация не изменилась — она не навещала нас и не приглашала в гости.,***
Когда Илье исполнилось четыре года, мы решили вместе прогуляться по Одесскому парку. Я усадила его в прогулочную коляску (тогда еще мы не успели приобрести специальную коляску для детей с ДЦП) и вышли на улицу. В парке встретилась нам Нина Сергеевна — она сидела на скамейке, погруженная в книгу.
— О, здравствуйте, — сказала она, заметив нас, — как ваши дела? — Гуляем, — ответила я, — решили немного отвлечься.
— А он уже такой взрослый, — отметила она, глядя на Илью в коляске, — и все еще не ходит сам. Это неправильно, Оля. Я вдруг почувствовала, как дыхание перехватило.
— Ему так удобнее, — попыталась объяснить я. — Не уверена, — произнесла она, — мне кажется, ему давно пора ходить самостоятельно.
— Он не может этого сделать, — вскипела я, — у него есть проблемы со здоровьем.
— Я в курсе, — сказала она, — но всё равно… как-то это неестественно. — Неестественно? — переспросила я, с трудом сдерживая раздражение.
— Что именно странно? Что мой сын отличается от остальных?
— Не надо так остро реагировать, — заметила она, — я всего лишь выразила свою точку зрения.
— Твое мнение никого не волнует, — ответила я. — Особенно если оно причиняет боль моему ребенку. Я развернулась и направилась прочь. Больше не хотелось ни видеть ее, ни слушать. С каждым днем я всё яснее понимала, что Нина Сергеевна не способна принять нашего сына таким, какой он есть. Она не сможет действительно полюбить его. И это причиняло мне большую боль.
***
Когда Илье исполнилось пять лет, стало очевидно, что наши с Алексеем отношения на грани разрушения. Причина заключалась не только в сложностях, связанных с особенностями развития сына. Дело было в самом Алексее.
В его постепенном отчуждении, в угасании той трепетной заботы, которую он проявлял по отношению к Илье в первые месяцы после его рождения. Припоминаю, как в начале, когда еще сохранялась надежда, что ситуация не так критична, Алексей часами сидел возле кроватки сына, читал ему сказки, пел колыбельные.
Он обещал сделать всё, чтобы Илья был счастлив. Но со временем его пыл остыл. Он стал чаще задерживаться на работе, реже играть с сыном, находить поводы, чтобы уехать из дома. Однажды я не выдержала и прямо спросила:
— Алексей, что происходит? Почему ты себя так отдаляешь от нас? Мы стояли на кухне, я мыла посуду, он ходил по комнате, избегая взгляда. — Ничего не происходит, — пробормотал он, — просто устал на работе.
— Не обманывай меня, — сказала я, — я вижу, что тебе не хочется быть дома. Ты стараешься избегать Илью. Он умолк, затем резко повернулся ко мне:
— Оля, чего ты хочешь от меня? Я не умею с ним обращаться! Он же ничего не понимает! — Он всё понимает, — возразила я, — просто не может выразить свои чувства, как обычные дети. Но он ощущает нашу любовь.
— Любовь? — усмехнулся он, — Оля, мы живем в аду. Каждый день одно и то же: массаж, упражнения, врачи. Я устал! Слёзы навернулись у меня на глаза. — А я не устаю? — прошептала я, — я тоже хочу нормальной жизни. Но я люблю своего сына и готова за него бороться.
— Ты можешь бороться, — ответил он, — я больше не способен. После этого разговора ситуация только ухудшилась. Алексей всё чаще отправлялся в «командировки», задерживался у друзей, придумывал любые причины, чтобы не оставаться дома. А когда оставался — вел себя отчужденно, как будто мы с Ильей были ему чужими людьми. Он стал чаще предлагать мне съездить к моей матери, которая действительно очень помогала. Она приезжала к нам несколько раз в неделю, чтобы посидеть с Ильей, пока я занималась домашними делами или просто отдыхала. Мама была моей главной опорой в этот сложный период.
Однажды Алексей предложил: — Оля, тебе нужно отдохнуть, поезжай к маме на выходные, а я побуду с Ильей. Я посмотрела на него с недоверием.
— Ты уверен? — спросила, — сможешь за ним присмотреть?
— Конечно, — ответил он, — я же его отец. Я согласилась, но по пути к маме не могла избавиться от тревоги. И, как оказалось, не зря. Вернувшись в воскресенье вечером, дома Алексея не оказалось. На столе лежала записка:
«Я ушел. Не жди меня. Мальчик у соседки». Мой мир разрушился мгновенно. Алексей ушёл к другой женщине. Я узнала об этом через несколько дней от общих знакомых. Оказалось, что связь у него была давно, и после развода он быстро переехал к своей новой пассии. Не стану лгать, мне было очень больно.
Только Господь знает, что я тогда чувствовала. Жалеть себя и оплакивать свою участь не представлялось возможным — я понимала, что времени на скорбь нет. У меня есть Илья, и я должна сохранять силу ради него.,***
Развод дался нелегко. Мы распределяли имущество, выясняли вопросы опеки над сыном. Алексей проявлял мало внимания к Илье, ограничиваясь лишь перечислением алиментов. Казалось, он полностью исключил нас из своей жизни. После развода я осталась одна с сыном.
Это было тяжело, но я справилась. Работала, занималась с Ильей, находила время для себя. Мне пришлось учиться заново строить свою жизнь. Мама продолжала поддерживать меня, приезжая всё чаще и оказывая эмоциональную и физическую помощь. Без неё я бы не справилась.
Я смотрела на шестилетнего сына и думала о своей любви к нему. Он — моя жизнь, моя надежда и опора. И я готова сделать всё, чтобы он был счастлив, даже если вынуждена буду быть и мамой, и папой одновременно. Видеть чужое счастье, особенно когда оно построено на обломках твоего собственного, всегда больно.
Ещё болезненнее, если это счастье выставлено напоказ. Спустя несколько месяцев после развода у Алексея появилась новая пассия, которая вскоре забеременела. В его соцсетях начали появляться трогательные снимки новорожденной девочки.
Алексей светился от радости, держа на руках дитя. Я старалась не обращать внимание, но любопытство взяло верх. Я создала фейковый аккаунт и начала следить за жизнью бывшего мужа и его новой семьи. Чем дольше я наблюдала, тем сильнее охватывали меня злость и обида.
Алексей стал образцовым отцом: он играл с дочерью, читал ей сказки, гулял в парке. В их аккаунтах постоянно мелькали фото с зоопарка, цирка и каруселей. Казалось, он стремился наверстать упущенное, доказывая всем — и, возможно, себе — что он отличный отец. Особенно больно было сознавать, как моя свекровь, Нина Сергеевна, помогает новой невестке.
Она постоянно приходила к ним в гости, сидела с ребенком, готовила. В их сторис и фото было множество совместных кадров с улыбками и объятиями.
Помню, однажды, увидев очередную фотографию Нины Сергеевны с дочерью Алексея, я не выдержала и позвонила ей.
— Нина Сергеевна, здравствуйте, — сказала, стараясь держать голос ровным.
— Олечка, привет, — ответила она, — как ты? Как Илья? — Всё хорошо, — ответила я, — а у вас как дела? Как внучка? — Ой, Олечка, — оживилась она, — такая прекрасная девочка! Умница, красавица! Алексей души в ней не чает.
— Рада за вас, — сказала я. Наступила неловкая пауза. — Нина Сергеевна, — набравшись мужества, спросила я, — почему вы так часто навещаете их? Ведь нам с Ильей вы никогда не помогали. Она замолчала. — Олечка, не стоит ворошить прошлое, — произнесла наконец.
— Но почему? — настаивала я, — почему один ребёнок получает внимание, а другой — нет? — Оля, пойми меня, — ответила она, — мне тяжело было видеть, как Илья страдал. Я не знала, как помочь ему. Да и с ним было тяжело, понимаешь?
Внучка полностью здорова, развивается нормально. С ней всё просто, она всё понимает. А твой сын… прости, но он словно овощ. — Но вы даже не пытались установить с ним контакт, — возразила я, — вы просто отвернулись от нас! — Оля, я не хотела тебя обидеть, — сказала она, — просто не знала, что делать. Инвалидность — это непросто. — Вы могли бы просто быть рядом, — продолжила я, — просто любить его за то, что он есть. Она опять молчала.
— Ладно, — сказала я, чувствуя, как ком подступает к горлу, — прощайте. И положила трубку. Сидела на диване и плакала. Почему Алексей так легко отказался от Ильи? Почему Нина Сергеевна так открыто проявляет любовь к новому внучку, забыв о моём сыне? Головой я понимала, что изменить ничего не получится. Но сердцем… Алексей выбрал другую жизнь, а Нина Сергеевна — другую семью. Мне оставалось лишь принять это и идти дальше.
***
Я всегда старалась быть хорошей невесткой. У Нины Сергеевны был непростой характер, но я никогда с ней не спорила, всегда прислушивалась к её советам, даже если они мне не нравились. Дарила ей хорошие подарки, пыталась угодить. Знала, что у неё были финансовые трудности, несколько раз тайно от Алексея помогала погасить её долги.
Мне казалось, что если я буду достаточно хорошей, она полюбит меня искренне, как дочь. Однако чудо не произошло. Сейчас Илье уже шесть лет. Он посещает специальный детский сад, занимается с логопедом и дефектологом.
Он очень старается и показывает небольшие успехи. Но по-прежнему нуждается в дополнительном внимании и заботе. К сожалению, ни бабушка, ни отец не проявляют интереса к нему. Они даже не поздравляют с днём рождения и Новым годом.
Просто переводят алименты в размере двадцати пяти тысяч гривен и всё. Я, конечно, стараюсь не фиксировать на этом своё внимание. У меня хорошая зарплата, есть собственная квартира, я получаю детское пособие. Я могу самостоятельно обеспечить Илью всем нужным. Но порой мне становится очень обидно. Обидно за Илью, который не заслужил такого обращения.
Обидно за себя, которая столько лет старалась угодить, но так и не смогла заслужить любовь свекрови. Я никогда не понимала, почему разные люди ведут себя по-разному. Почему Нина Сергеевна изменилась после рождения девочки у новой жены Алексея? В чём моя ошибка?
Почему не смогла она меня полюбить? Не знаю ответа на эти вопросы. Может, их и нет. Возможно, так сложилось судьбоносно. Наверное, дело в характере Нины Сергеевны, в её предубеждениях и нежелании принять Илью таким, какой он есть. Я пытаюсь не зацикливаться на этом. Знаю, что главное — Илья. Я буду его любить, заботиться и делать всё, чтобы он был счастлив.
Что касается Нины Сергеевны и Алексея, я просто перестала о них думать. Они сделали свой выбор, и я его уважаю. Не стану мешать им и требовать внимания к Илье. Я буду жить своей жизнью и радоваться каждому дню, проведённому с моим любимым сыном.