— Ты опять купила «Пармалат»? — голос Тамары Сергеевны, напоминавший скрип старой тележки в «Скадовске», словно прошиб Ирину прямо в виски.
— Да, — спокойно ответила Ирина, раскладывая пакеты на кухонном столе. — Он не портится за пару дней, в отличие от того, что ты берёшь на развес.
— Зато стоит, как крыло «мерседеса». — Тамара Сергеевна ловко поставила кастрюлю с борщом на плиту и бросила взгляд в сторону мужа Ирины, Алексея. — Леша, глянь, она молоко по сто двадцать восемь гривен покупает! При этом ваша зарплата совсем небольшая! — Мам, давай без спектаклей, — Алексей почесал затылок и, не глядя на жену, сел за стол. — Ира сама знает, как обращаться с деньгами.
— Знает? — ехидно спросила свекровь. — Вот из всех умений у неё, похоже, только тетрадочка, в которую она записывает, сколько на туалетную бумагу потратила. Все остальные расходы — это не обращения с деньгами, а выбрасывание зарплаты на ветер.
Ирина глубоко вдохнула. И не потому, что борщ приятно пах — просто иначе могла бы ответить так, что потом пришлось бы не только кастрюлю мыть, но и восстанавливать душевное равновесие в доме.
— Тамара Сергеевна, — произнесла она как можно спокойнее, — мы с Лешей всё внимательно обсуждаем. Он в курсе наших трат.
— Ага, особенно того, что ты каждый месяц тратишь тысячу на маникюр, — фыркнула свекровь. — Я вот пять лет ногти сама подстригаю, и ничего, живу.
— Добавь ещё, что я зря голову мою, — тихо пробормотала Ирина, пряча пакеты в холодильник.
— Что ты сказала? — прищурилась Тамара Сергеевна.
— Ничего, — махнула рукой Ирина, чувствуя, как внутри всё сковывает холод, словно молоко, которое испортилось раньше срока.
Жить им было непросто. Квартира в трёшке на окраине, доставшаяся Алексею от бабушки, требовала ремонта, которого всё не находили — ни денег, ни времени.
Кухня в тусклых серо-бежевых оттенках с облупившейся плиткой, газовая колонка, которую давно следовало заменить, холодильник, гудевший, будто старый «Кременчуг».
Телевизор, привезённый из гаража Тамары Сергеевны, постоянно выдавал синие полосы. Зато свекровь регулярно появлялась с борщом и «ценными советами», будто это было её постоянной обязанностью.
И всё бы ничего, но она вмешивалась не только в приготовление еды — бюджеты обсуждались, воспитанием внука управляла, отношениям пыталась диктовать правила.
Однажды даже в спальню зашла без стука, чтобы проверить, выключен ли газ.
Когда Ирина впервые предложила Леше свою тетрадь с аккуратными записями расходов, он просто кивнул и пошутил:
— Ты будто бухгалтер на пенсии.
Но возражений не высказывал. Пока Тамара Сергеевна не начала ему шептать на ухо, что «жена в кредитах тонет», «по ресторанам гуляет» и «деньги не умеет держать».
Ирина чувствовала это всё. С каждым «я лишь хочу помочь» от свекрови у неё начинало подёргиваться веко.
А однажды…
— Леша, — сказала она вечером, когда сын уже спал, а свекровь наконец ушла с кастрюлей, — если ты думаешь, что я плохо управляю бюджетом, давай ты возьмёшь это на себя. На месяц. Без моей поддержки. Справишься — тогда ты будешь принимать все решения.
— Да чего ты так завелась? — смутился он. — Просто мама переживает, вот и всё.
— Пусть мама волнуется за свои пенсионные дела. А ты лучше позаботься о нашем холодильнике. Ты пробовал вчерашнее мясо? Полкило — четыреста двадцать гривен. За один ужин. Так что решай: либо ты берёшь всю ответственность на себя, либо доверяешь мне.
— Ладно, ладно, — махнул он рукой. — Беру. Вести тетрадь — не такая уж наука.
На следующее утро Ирина вручила ему свою реликвию — тетрадь в жёлтой обложке с логотипом банка и таблицами затрат. Алексей почувствовал себя кассиром в супермаркете: в голове складывались цены, а на глазах — списки.
Он направился в «Скадовск» с твёрдым намерением показать, как надо. Купил тушёнку, макароны, куриные крылышки, самое дешевое молоко (с кислинкой), и даже хлеб — не «зерновой с отрубями», а простой, серый. Вернулся довольный собой.
Через три дня на столе были те же блюда. Через пять Ирина перестала что-либо комментировать. Через неделю сын отказался от «маминой каши». На десятый день свеча в духовке взорвалась, потому что Леша решил сэкономить на электрики и включил сразу всё оборудование.
— Я не виноват, что духовка старая! — отмахивался он, оттирая следы копоти.
— А кто решил, что ремонт кухни подождёт? — тихо спросила Ирина, глядя, как потолок покрывается копотью.
— Да иди ты со своей тетрадкой! — вспылил он, бросив тряпку в угол. — Сам веди, если хочешь! Я больше не справляюсь! Не умею, понял? Не умею!,Она молчала, стоя, лишь плечи слегка дрожали, словно от холода.
— Хорошо, — прошептала она. — Потому что я больше не в силах. Выносить это. Терпеть, что ты не принимаешь никаких решений. Лишь мама, мама и её борщ.
— Ира, ты что же…
— Нет. Теперь решать будешь ты. Только без меня. Я с сыном уеду. На пару дней — к подруге. Подумай, кто у тебя дома хозяйка: я или Тамара Сергеевна.
И вышла. Сумка была уже собрана.
***
Алексей сидел на кухне, глядя на свою скромную кастрюлю супа, который больше походил на горячую воду с оттенком уныния. Уже третий день Ирина с сыном не возвращались.
Он пытался дозвониться — она не отвечала. Писал сообщения — получал сухое «всё в порядке» без дальнейших объяснений.
Тамара Сергеевна, будто ничего не произошло, продолжала навещать его.
— Не переживай, Леша, — бодро сказала она, войдя с новой кастрюлей. — Ей нужно было выпустить пар. У всех женщин так бывает.
— Мам, она не от «напряга» ушла. Она ушла, потому что мы вдвоём в этом доме не принимаем никаких решений. Всё делается по-твоему.
— Ох, опять началось… — устало села она, поджав губы. — Опять я виновата. Разве ты сам не жаловался, что денег нет? Разве я заставляла тебя покупать говядину за тысячу рублей за килограмм?
— Ты лишь заставила меня не думать, а только жаловаться, как это у тебя всегда было.
— Смотри, как заговорил, — глаза Тамары Сергеевны сузились, словно в те времена, когда он пытался скинуть двойку на соседа. — Значит, я мешаю тебе жить?
— Ты влезла в мою семью каждый день. Даже когда я просил: «Мам, не сегодня» — ты приходила с кастрюлями и наставлениями. А теперь я остаюсь один. Без Ирины. Без сына. И с тобой.
Резко Тамара Сергеевна поднялась.
— Знаешь, Леша, мне не нужна твоя благодарность. Ты хотя бы вспомнил, кому ты обязан этой квартирой! Бабушке моей. Я ради тебя отказалась от неё. А теперь ты сидишь здесь и воротишь нос? Признай, что я тебе мешаю. Я уйду. У меня есть своя квартира, слава богу.
— Кстати, вопрос интересный, — взялся он. — Чья квартира? Ты постоянно повторяешь: бабушка моя, я отказалась, передала тебе. Но формально — она на мне оформлена, верно?
— Верно, — резко ответила она. — Но это не даёт тебе права выставлять мать за дверь, как собаку.
— А ты думала, что я теряю жену? Ребёнка?
— Ради этой транжиры?
— Мам, она нас выручала всё это время. Пока я, взрослый мужчина, слушал чужие советы и прикидывался главой семьи.
— Тогда иди к своей Ире! — Тамара Сергеевна со стуком закрыла дверцу холодильника, куда только что поставила банку с борщом. — Посмотрим, как будешь жить без борща и без советов!
— Лучше, чем без жены.
На следующий день Ирина сидела у подруги Наташи в двушке с видом на детскую площадку, где орали чужие дети.
— Ну и что задумала дальше? — спросила Наташа, наливая чай с лимоном. — Возвращаться собираешься?
— Не знаю, — призналась Ира. — Я устала быть просто статисткой. Знаешь, что самое обидное? Я не хочу разводиться. Я только хочу жить в своей семье. А не в её.
— Так подай на раздел. Квартира-то чья?
— Оформлена на Лешу по наследству. Но если доведётся до суда — делиться всё равно придется. Но я не хочу доходить до суда. Я хочу, чтобы он сам понял: либо он муж, либо он мамин мальчик.,— Ты действительно уверена в том, что он справится?
— Хочется верить. Хотя… — она вдруг замолчала. — Я боюсь даже самой с собой поговорить. А если это всё напрасно? Я уйду, а он только вздохнёт: «Фу, наконец-то тишина и мамин борщ».
Спустя пару дней Алексей попытался завязать разговор. Приехал к Наташе, как будто пришёл в гости, с конфетами и заметным следом усталости в глазах.
— Ир, — начал он, когда Наташа с едкой улыбкой вышла на балкон «покурить» (на самом деле, чтобы дать им возможность поговорить), — я понял всё.
— Нет, ты ещё не понял. Просто оказался наедине и испугался. Это ведь разные вещи.
— Ладно. Тогда дай шанс разобраться по-настоящему. Не для того, чтобы ты вернулась, а чтобы попытаться исправить то, что я испортил.
— Ты готов признаться матери, что теперь она не главная в нашей жизни?
Он глубоко вздохнул.
— Это будет нелегко. Но да, я готов. И квартиру я оформлю на нас двоих. Чтобы не было спору, чья она. Наша — твоя и моя, а не «бабушкина».
— Тебя не пугает это?
— Меня больше пугает остаться одному в своей квартире с маминим борщом и чужим ребёнком в телефоне, которого я вижу лишь на фотографии.
Они вернулись домой спустя три дня.
Тамара Сергеевна больше не приходила. Видимо, поняла. Или обиделась. Или просто решила: хватит. Лишь однажды, встретив Ирину в аптеке, коротко сказала:
— Следи, чтобы он снова ничего не растерял. У него это семейное.
— Я прослежу, — спокойно ответила Ирина. — Только вы, пожалуйста, не вмешивайтесь.
— Ты теперь хозяйка, как я вижу, — кивнула Тамара Сергеевна. — Ну и хорошо. Надеюсь, у тебя выйдет лучше, чем у меня.
— Я не стремлюсь к рекордам. Мне бы просто семью сохранить.
***
Ключ повернулся в замке с бОльшим усилием, чем обычно. Казалось, сама дверь ощущала — что-то не так.
Алексей вошёл первым. Ирина — следом. В руках у них были пакеты из «Скадовска», в глазах — тревожное ожидание противостояния. Никто не произносил это в слух, но оба понимали: спокойствие с матерью вызывало подозрение.
Сын сидел у бабушки — у мамы Ирины. Там тихо, тепло, и можно без свидетелей выяснить отношения.
На кухне царил порядок. Слишком уж тщательный порядок. Стол был накрыт, словно ждали гостей. И, конечно, она сидела там. Гостья.
— Мам… — Алексей замер в дверном проёме.
Тамара Сергеевна сидела с прямой спиной, держа в руке чашку чая, словно на приёме у нотариуса.
— Что ты тут делаешь?
— Сынок, — произнесла она, не поднимая взгляда, — это моя последняя попытка поговорить по-человечески. Потом будет только закон.
— Что именно по закону, Тамара Сергеевна? — Ирина поставила пакеты и оперлась на подоконник. — Вы хотите ещё раз доказать, кто здесь старшая?
— Нет, дорогая. Я собираюсь вернуть то, что принадлежит мне по праву.,— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, — продолжила свекровь, доставая из сумки папку с документами, — что квартира, в которой вы живёте, оформлена на Лешу, верно. Но я собираюсь подать иск, чтобы оспорить дарственную как недействительную. Меня ввели в заблуждение, шло давление и манипуляции — я же мать, а меня просто обманули…
— Мама! — воскликнул Алексей, поднимаясь. — Ты что, совсем сошла с ума?
— А зачем ты передаёшь квартиру ей? — прищурилась Тамара Сергеевна. — Я знаю, что ты это собираешься сделать. Соседка Оксана мне рассказала. Ирина хвасталась по телефону возле подъезда: квартира оформлена на вас двоих. Половина — этой… казначейше.
— Я — его жена, — спокойно сказала Ирина. — И, в отличие от вас, я делю с ним не только квадратные метры, но и долги, заботы, всю жизнь.
— Не обманывай. Ты просто хочешь закрепиться. Потом выкинешь меня как ненужную старушку. Борщи мои есть не будут, твой муж их уже не ест.
— Дело не в борщах, мама. Речь о том, что ты не можешь управлять моей жизнью ни по закону, ни по совести.
— Ну а ты, сынок, готов остаться без квартиры ради этой бестии?
— Я готов потерять квартиру. Но не могу потерять жену.
— Вот так, — медленно сказала Тамара Сергеевна, поднимаясь. — Тогда я подам иск. Посмотрим, кто кого опередит. Бабки у меня есть. А у вас — лишь любовь, да?
— И эта любовь намного ценнее, — ответила Ирина. — Мы справимся. Даже если придётся снимать жильё. Даже если питаться одними макаронами. Главное — без унижений.
— Хорошо, — произнесла она. — Поборемся.
Прошёл месяц.
Иска так и не подали.
Тамара Сергеевна больше не появлялась. Лишь однажды позвонила, сбивчиво спрашивая, не заболел ли внук. Сказала: «Я просто так…» — и быстро положила трубку.
Алексей оформил квартиру. Половину записал на Ирину. Не потому, что надо, а потому что хотел. Он понял: ответственность — это не слова, а поступки.
— Ты уверена, что не боишься? — спросил он вечером, когда они лежали в объятиях и слушали, как на кухне тихо капает кран, который снова требует починки.
— Боюсь. Сильно. Но теперь я хотя бы знаю: если что-то случится — мы вместе. Даже если ничего не будет.
— Именно этого достаточно, — прошептал он.
ФИНАЛ
Семья так и не стала идеальной. Денег всё ещё катастрофически не хватало, холодильник скрипел, как старый человек, а стиральная машина иногда грохотала так, что казалось, будто готовится к забастовке. Но Ирина больше не чувствовала себя одинокой.
Она была дома.
А всё остальное — решится как-нибудь.