– И долго это будет продолжаться? – Ольга с грохотом поставила сковороду на плиту. – Я что, по-твоему, домработницей нанялась к твоей маме? За два месяца ни одного выходного! – Она крепче сжала деревянную лопатку, костяшки пальцев побелели от напряжения. В её голосе звенела застарелая обида.
Сергей замер в дверном проёме кухни, не решаясь войти. Жена стояла у плиты, где на сковороде шипели котлеты – любимое блюдо его матери.
От запаха жареного мяса и лука першило в горле, а может быть, от тяжести предстоящего разговора.
– Оля, ну что ты завелась? – он попытался говорить мягко, успокаивающе. – Мама просто привыкла к домашней еде. Ей нельзя полуфабрикаты, ты же знаешь…
– Знаю! – Ольга с грохотом положила лопатку на столешницу. – Я всё знаю! И про давление её знаю, и про диету, и про режим питания. Только почему я должна крутиться здесь каждый вечер, как белка в колесе? У меня своя работа есть!
За окном медленно догорал октябрьский день. Тени от веток старой яблони, росшей под кухонным окном, плясали на стенах, словно молчаливые свидетели их ссоры.
Сергей машинально посмотрел на часы – скоро должна вернуться мама с прогулки.
– Может, нам стоит нанять помощницу? – неуверенно предложил он, зная, что жена против посторонних в доме.
Ольга горько усмехнулась: – Конечно! А деньги на неё с неба упадут? Ты же знаешь, сколько мы платим за мамины лекарства.
Она отвернулась к плите, пряча навернувшиеся слёзы. Три месяца назад, когда Нина Ивановна переехала к ним после микроинсульта, Ольга сама настояла на этом. Но тогда она и представить не могла, как изменится их жизнь.
В прихожей хлопнула входная дверь. Лёгкие шаги – Нина Ивановна вернулась с вечерней прогулки. Ольга торопливо вытерла глаза кухонным полотенцем и начала раскладывать котлеты по тарелкам. Сергей всё ещё стоял в дверях, не зная, что сказать и как поступить.
Повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только звяканьем посуды и шипением остывающей сковороды.
– Мамочка, как погуляли? – Сергей поспешил в прихожую, радуясь возможности сбежать от тяжёлого разговора с женой. Последнее время он всё чаще ловил себя на том, что избегает конфликтов, прячется за работой, поздними возвращениями и бесконечными «срочными» делами.
Нина Ивановна стояла у зеркала в прихожей, медленно развязывая шерстяной шарф – подарок покойного мужа. Её пальцы, некогда ловкие, годами колдовавшие над швейной машинкой, теперь едва справлялись с простым узлом. Эта предательская дрожь появилась после инсульта и с каждым днём становилась всё заметнее.
– Хорошо погуляла, Серёженька, – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной. – В сквере листья убирали. Помнишь, как ты маленький любил в них прыгать? Я тебе всё ворчала: «Перестань, простудишься!» А ты смеялся…
Она прислонилась к стене, прикрыв глаза. Бледность её лица и испарина на лбу не укрылись от внимательного взгляда сына.
– Что-то давление шалит, – призналась Нина Ивановна. – Видно, переходила сегодня.
– Сейчас я вам таблетки принесу, – раздался голос Ольги из кухни. Как бы она ни злилась, но к здоровью свекрови относилась со всей серьёзностью. Может, сказывались годы работы в поликлинике, где каждый день приходилось видеть последствия запущенных болезней.
– Не суетись, Оленька, – Нина Ивановна тяжело опустилась на банкетку, достав из кармана кофты пластинку с лекарствами. – Я теперь, как разведчик, всё с собой ношу. Вот они, мои помощники…
Её взгляд остановился на старой фотографии на стене – они с мужем в день свадьбы. Как давно это было… Тогда она и представить не могла, что на старости лет станет обузой для собственного сына.
Сергей метнулся на кухню за стаканом воды, по пути чуть не сбив напольную вазу. Проходя мимо жены, он попытался поймать её взгляд, но Ольга демонстративно отвернулась к плите, где шкворчали котлеты. От запаха жареного мяса к горлу подступила тошнота – весь день ничего не ела, крутясь между работой, магазинами и готовкой.
– Что у нас сегодня на ужин? – Нина Ивановна принюхалась, входя на кухню. – Опять котлеты? Оленька, ну зачем ты так стараешься? Я бы и супчик поела…
– Ничего, мам, – Ольга с такой силой воткнула вилку в котлету, что та жалобно скрипнула о дно сковороды. – Вы же любите. Я помню.
В её голосе прозвучало что-то такое, отчего Нина Ивановна вздрогнула и замерла на пороге кухни. За двадцать лет семейной жизни сына она научилась улавливать малейшие нотки напряжения в голосе невестки. Сейчас они звенели как натянутая струна.
Старушка медленно прошла к столу, опираясь на руку сына. Села, расправила салфетку на коленях – привычка, въевшаяся за годы работы в школе. Сергей суетливо придвинул ей тарелку, стакан с водой, проверил, удобно ли стоит стул.
– Знаете что… – начала было Ольга, но осеклась, заметив, как побледнела свекровь. В висках застучало от сдерживаемых слов. – Давайте просто поужинаем.
За столом воцарилась гнетущая тишина. Только звякали приборы о тарелки да мерно тикали настенные часы – старые, ещё от бабушки Сергея. Механический звук отсчитывал секунды этого невыносимого молчания. Нина Ивановна едва притронулась к еде, искоса поглядывая то на сына, то на невестку.
За последний месяц она часто ловила такие взгляды, слышала обрывки разговоров, замечала, как меняется атмосфера в доме, стоит ей войти в комнату.
»Может, зря я согласилась переехать?» – мелькнула горькая мысль. Но вслух она только похвалила котлеты, пытаясь разрядить обстановку: – Очень вкусно, Оленька. Прямо как моя мама делала…
– Я больше так не могу, – вдруг тихо произнесла Ольга, опуская вилку. – Просто не могу.
Тиканье часов стало оглушительным. Нина Ивановна замерла с поднесённой ко рту ложкой, а Сергей побледнел, почувствовав, что сейчас случится то, чего он так боялся последние недели.
– Каждый день одно и то же, – голос Ольги креп с каждым словом. – Встаю в шесть, к восьми на работу. В обед бегу в аптеку за лекарствами, после работы – магазин, готовка, уборка… А когда жить? Когда отдыхать?
– Доченька… – начала было Нина Ивановна.
– Я вам не дочь! – Ольга резко встала, стул с грохотом отлетел к стене. – У вас есть сын, вот пусть он и готовит. А я устала! Понимаете? У-ста-ла!
Сергей дёрнулся: – Оля, ну что ты…
– Что я? – она уже почти кричала. – Что я такого сказала? Правду! Ты на работе пропадаешь, а я должна разрываться между больницей и домом? Твоя мама – твоя ответственность!
Нина Ивановна медленно положила ложку. Её руки дрожали сильнее обычного: – Конечно, я только в тягость… – Она промокнула глаза уголком салфетки. – Знаешь, Оленька, я ведь всё понимаю. Думаешь, не вижу, как ты устаёшь? Как злишься? Я каждый вечер молюсь, чтобы сил хватило самой себя обслуживать…
– Мама, перестань, – Сергей попытался обнять мать за плечи, но она мягко отстранилась.
– Нет, сынок, дай договорить, – Нина Ивановна расправила плечи, как делала когда-то перед непослушным классом. – Я сорок лет в школе проработала. Знаешь, чему главному научилась? Слушать. И я слышу, Оленька, как ты плачешь в ванной. Вижу, как руки у тебя трясутся вечерами от усталости…
Ольга застыла у плиты, вцепившись в столешницу побелевшими пальцами. По щекам катились злые слёзы.
– Я ведь тоже была молодой, – продолжала Нина Ивановна. – Тоже мечтала о своей жизни. А потом свекровь слегла… Десять лет за ней ходила. Каждый день как в тумане – работа, готовка, уколы, процедуры. Муж на работе, сын маленький… Думала, с ума сойду.
– Мам, ты чего такое говоришь? – растерянно пробормотал Сергей, переводя взгляд с матери на жену.
– А то, сынок, что не прав ты. – Нина Ивановна поднялась из-за стола. – Совсем не прав. Нельзя всё на Ольгу перекладывать. Я завтра же позвоню в собес, узнаю насчёт сиделки…
– Каких денег она будет стоить? – глухо спросила Ольга, не оборачиваясь.
– Пенсию свою отдам. И квартиру можно сдать – всё прибавка.
Сергей смотрел на двух самых важных женщин в своей жизни и чувствовал, как внутри что-то переворачивается. Столько лет он прятался за работой, делая вид, что ничего не происходит…
– Нет, – он встал, расправив плечи. – Никаких сиделок. И квартиру сдавать не будем.
– Но как же… – начала Нина Ивановна.
– Я завтра же поговорю с начальством о переходе на удалёнку три дня в неделю, – твёрдо сказал Сергей. – Готовить будем по очереди. Мам, ты же можешь научить меня своим фирменным котлетам?
Нина Ивановна удивлённо моргнула: – Конечно, сынок… А справишься?
– Представь себе, мужчины тоже умеют готовить, – впервые за вечер в голосе Ольги мелькнула улыбка. – Только берегись, твой сын любит экспериментировать. Помнишь его борщ с карри?
– Зато было оригинально! – улыбнулся Сергей, чувствуя, как напряжение потихоньку отпускает.
– А я могу заниматься уборкой, – неожиданно предложила Нина Ивановна. – Пылесосить тяжело, но протереть пыль, разложить вещи – вполне по силам. И бельё могу погладить, я же всю жизнь…
– Мам, – перебила Ольга, наконец повернувшись к столу. – Ты не обязана…
– А я хочу! – В глазах Нины Ивановны блеснул знакомый учительский огонёк. – Думаешь, легко сидеть целыми днями без дела? Только и делаю, что телевизор смотрю да в окно глазею. А так хоть польза будет.
Она вдруг всхлипнула и прижала ладонь ко рту: – Простите меня, детки… Я же видела, как вам тяжело, а молчала. Боялась лишний раз слово сказать.
– И ты меня прости, – Ольга неожиданно для себя опустилась на колени рядом со стулом свекрови, уткнулась лицом в её колени, как делала когда-то в детстве с собственной мамой. – Я наговорила тут… Злая была.
Нина Ивановна гладила невестку по голове, размазывая по щекам собственные слёзы: – Значит, так и решим. Сергей готовит по вторникам и четвергам…
– И через субботу! – вставил сын.
– И через субботу, – кивнула Нина Ивановна. – А я берусь за уборку. И ещё, девочка моя, – она приподняла лицо Ольги за подбородок, – не держи всё в себе. Говори, когда тяжело. Мы же семья.
Тикали часы на стене, остывали на столе недоеденные котлеты, а за окном медленно гасли последние лучи октябрьского солнца. Впервые за долгие месяцы в доме стало по-настоящему тепло.
