Мы только что вернулись из медового месяца, шампанское еще не успело рассеяться из головы, а я порхала по нашему новому жилищу, словно легкая бабочка. Я была уверена, что попала в волшебную сказку. Эта сказка оборвалась в тот момент, когда в нашу спальню без предупреждения вошла она — моя свекровь. Не произнеся ни слова, она посмотрела на меня холодным взглядом, от которого казалось, что воздух застыл, и тихо произнесла: «Я даю тебе ровно год. Двенадцать месяцев, чтобы ты собрала свои вещи и исчезла из жизни моего сына. По-хорошему. Иначе я сделаю твоё пребывание здесь невыносимым». Я в изумлении посмотрела на мужа, в поисках поддержки. Но Алексей, мой дорогой Алексей, просто отвёл глаза и промолчал. В этот момент я осознала, что оказалась в ловушке с хищником, и помощи ждать неоткуда. Однако они оба ещё не догадывались, что эта затравленная «провинциалка» умеет отстаивать себя, и что ключ к их самой мрачной семейной тайне хранится совсем рядом — в пыльном сундуке на чердаке их идеального дома.
Свадебное платье, такое нежное и воздушное в маленькой рязанской квартире, здесь, в холле подмосковного особняка, казалось нелепым и дешёвым. Ольга стояла посреди мраморного зала, крепко сжимая ручку чемодана, и ощущала себя героиней, случайно оказавшейся не в той постановке. Атмосфера была тяжелой и пропитана запахами чуждых и дорогих вещей — лилиями, воском для мебели и холодом.
Алексей, её муж, сияющий и радостный, обхватил её за плечи. — Ну вот, любимая, теперь это твой дом, — произнёс он просто, будто преподносил коробку конфет. А Ольга смотрела на взмывающую вверх лестницу из тёмного дуба, на тяжёлые портьеры, на безмолвную прислугу в униформе и понимала — это не дом. Это музей. А она — самый неуместный экспонат.
Из гостиной вышла она — Нина Петровна Иванова, мать Алексея. Высокая, с идеальной осанкой, в безупречно сшитом брючном костюме цвета слоновой кости. Её седые волосы были аккуратно уложены в строгую прическу, а на тонких губах не играла и тень улыбки. Она мельком окинула Ольгу взглядом, который длился всего мгновение, но за это мгновение оценил и изношенные балетки, и скромное платье, и растерянность в глазах.
— Алексей, ты мог бы предупредить, что вы приедете сегодня, — её голос звучал ровно и холодно, словно лёд в стакане с виски. — Здравствуйте, Елена. Надеюсь, дорога не слишком вас утомила. Наталья! — властно позвала она домработницу. — Проводите Елену в её комнату. Ту, что рядом с Алексеем.
«В её комнату». Не «в вашу», не «в спальню». Формулировка резала слух. Ольга робко улыбнулась: — Здравствуйте, Нина Петровна. Можно просто Ольга. — В этом доме принято более официальное общение, — холодно ответила женщина и, не удостоив невестку дополнительным взглядом, обратилась к сыну: — Алексей, зайди ко мне в кабинет. Нужно обсудить слияние с «Запад-строем». Отец ждёт.
Алексей виновато пожал плечами, поцеловал Ольгу в щёку и прошептал: — Не обращай внимания, она просто устала. Разбирай вещи, я скоро приду. Он ушёл, а Ольга осталась одна под пристальным взглядом домработницы Натальи, в глазах которой читались то сочувствие, то любопытство.
Комната, которую ей выделили, была огромной и безликой, словно номер в пятизвёздочном отеле. Идеально заправленная кровать, антикварный туалетный столик, вид на безупречный газон. Всё казалось чужим. Даже воздух. Ольга открыла свой потрёпанный чемодан, и её скромные вещи — пара джинсов, несколько свитеров, любимая книга — выглядели на фоне этого богатства жалкими сиротами. Она села на край кровати, которая даже не прогнулась под её весом, и впервые за последние счастливые месяцы ощутила себя глубоко одинокой. Это была золотая клетка, и дверь за ней только что захлопнулась.
Вечером за ужином собралась вся семья. Виктор Сергеевич, отец Алексея, большой, молчаливый мужчина с уставшими глазами, поздоровался с ней кивком и сразу погрузился в планшет. Алексей пытался поддержать беседу, рассказывая забавные истории со свадьбы, но они тонули в ледяном молчании его матери.
— Елена, — внезапно произнесла Нина Петровна, отложив вилку. — Алексей говорил, что вы работали в библиотеке? — Да, в областной научной библиотеке, в отделе редких книг, — охотно ответила Ольга, обрадовавшись проявленному вниманию. — Должно быть, очень пыльная работа, — протянула свекровь, и в её голосе прозвучал явный оттенок пренебрежения. — И, наверное, не слишком прибыльная. Ну что ж, теперь вам не придётся об этом заботиться. Женщина в нашей семье не работает. Её дело — дом и репутация мужа. Надеюсь, вы осознаёте, какую ответственность теперь на себя берёте. Фамилия Ивановых значит немало в этом городе.
Она произнесла это так, будто вручала Ольге тяжёлую, неподъёмную ношу. Ольга почувствовала, как щеки заливает краска. — Я люблю свою работу… думала, может, и здесь, в Киеве… — Исключено, — резко перебила Нина Петровна. — У вас появятся другие заботы. Например, научиться правильно пользоваться столовыми приборами. Этот нож — для рыбы.
Алексей неловко покашлял. — Мам, ну что ты начинаешь. Ольга прекрасно со всем справляется. — Я лишь помогаю ей адаптироваться, сынок. Чем быстрее она усвоит правила этого дома, тем лучше будет для всех. Особенно для тебя.
Она вновь посмотрела на Ольгу, и в её глазах девушка прочитала приговор. Это была не просто неприязнь. Это означало объявление войны. Тихой, вежливой, изматывающей войны, в которой у Ольги не было ни одного союзника.
Прошла неделя, и Нина Петровна сообщила, что организует званый ужин. «Нужно официально представить тебя нашему кругу», — сказала она Ольге с такой интонацией, словно речь шла о демонстрации новой породистой лошади. Для Ольги это прозвучало как вызов на экзамен, который она заранее обречена провалить.
— Не волнуйся, всё будет хорошо, — пытался успокоить её Алексей. — Это просто старые друзья, деловые партнёры отца. Будь собой, ты же у меня умница и красавица. Но Ольга знала, что «быть собой» — это последнее, чего от неё ожидали.
В день ужина дом гудел, словно встревоженный улей. Прислуга металась с подносами, из кухни доносились ароматы, от которых у Ольги сводило желудок от напряжения. Нина Петровна лично контролировала ход подготовки, её холодный голос звучал то здесь, то там, отдавая чёткие, словно удары кнута, распоряжения.
— Ольга, — позвала она невестку за час до прихода гостей. — Я выбрала для вас платье. Оно в вашей комнате. Надеюсь, подойдёт по размеру. Ольга зашла в комнату и увидела на кровати наряд. Он был от известного дизайнера, баснословно дорогой и… совершенно ей не шёл. Темно-болотный оттенок делал её кожу бледной и болезненной, а сложный крой подчёркивал не достоинства, а малейшие изъяны фигуры. Это был не подарок. Это была диверсия. У Ольги было своё, простое, но изящное синее платье, которое она привезла с собой и в котором чувствовала себя уверенно. Но она понимала: ослушаться — значит дать свекрови повод для нового витка холодной войны. Вздохнув, она надела дорогое, неудобное платье, ощущая себя переодетой.
Гости начали собираться. Мужчины в дорогих костюмах, источающие успех и запах сигар. Женщины, сверкающие бриллиантами и натянутыми улыбками. Они обменивались с Ольгой рукопожатиями, их взгляды скользили по ней быстро и оценивающе, словно по экспонату. Она ощущала себя под микроскопом.
За столом Нина Петровна усадила её между двумя пожилыми дамами, обсуждавшими последние котировки акций и предстоящий аукцион Sotheby’s. Ольга пыталась вставить слово, но её робкие реплики о недавно прочитанной книге тонули в потоке незнакомых терминов и имён.
Наконец свекровь повернулась к ней и громко, чтобы её услышала половина стола, спросила: — Ольга, расскажите нам о своей семье. Алексей говорил, что ваш отец — рабочий на заводе? Это, должно быть, очень почётный труд. В наступившей тишине вопрос прозвучал, как выстрел. Все головы обратились к Ольге. Она почувствовала, как кровь отливает от лица. — Да, — тихо, но стараясь сохранить достоинство, ответила она. — Он слесарь высшего разряда. Очень уважаемый человек в нашем городе. А мама — учительница младших классов. — Как мило, — протянула одна из дам, та, что в бриллиантовом колье. — Такая простая, настоящая интеллигенция. Сейчас это редкость. В её словах звучало столько фальшивого умиления и скрытого высокомерия, что Ольге хотелось провалиться сквозь землю.
Но Нина Петровна не собиралась останавливаться. — Мы с Виктором Сергеевичем тоже всего добились сами, — заявила она, скромно опустив взгляд, что совершенно не сочеталось с её властным видом. — Но мы всегда понимали, как важно дать сыну правильный старт. Образование в Англии, правильное окружение… Выбор спутницы жизни — это ведь тоже часть стратегии успеха, не так ли? Она улыбнулась своей ледяной улыбкой, и Ольга поняла: это было публичное унижение. Её выставили ошибкой в «стратегии успеха» Ивановых.
Алексей, сидевший на другом конце стола, нахмурился. — Мама, к чему этот разговор? Мы любим друг друга, и это главное. — Любовь — прекрасное чувство, сынок, — невозмутимо ответила Нина Петровна. — Но она не отменяет ответственности перед семьёй. Я уверена, что Ольга скоро освоится и поймёт наши традиции и ценности. Правда, Олечка? Последнее слово прозвучало как яд.
Весь остальной вечер Ольга провела словно в тумане. Она молча ковыряла в тарелке изысканные блюда, не ощущая их вкуса, и механически улыбалась. Она чувствовала на себе сочувствующие, любопытные и презрительные взгляды. Приговор был вынесен и утверждён. Она — чужеродный элемент, мезальянс, неприятное недоразумение.