— Да. Правда. Но она — самое дорогое, что у меня есть.
Ольга задумалась, глядя в окно. Коробка с подарками стояла на старом комоде, и каждый раз, проходя мимо, она невольно бросала на неё взгляд — словно боялась, что та вдруг исчезнет или заговорит.
Кто из них двоих прислал её — бородач или Михаил — оставалось неясным. Однако одно было очевидно: кто-то решил сделать что-то доброе. Просто так. Без условий. И это смущало её куда сильнее, чем если бы просили что-то взамен.
На следующий день джип снова появился у проходной. Но на этот раз из него вышел сам бородач.
— Привет, — произнёс он с лёгкой неловкостью. — Я… просто хотел узнать, не обидел ли тебя в тот вечер. Вёл себя грубо. Был дураком, короче.
Ольга молчала, глядя на него. Он выглядел иначе — трезвый, аккуратный, даже несколько растерянный. В руках у него была не роскошная упаковка и не цветы, а обычная коробка с пиццей.
С сырной — её любимой, хотя он и не мог об этом знать.
— Можно пару слов? — продолжил он. — В машине две порции. Хотел угостить. Если неудобно — просто уйду. Ольга сомневалась. Желание отказать, уйти, отмахнуться боролось с чем-то в его взгляде — усталостью, одиночеством, почти детской надеждой. Она кивнула.
Они уселись в машине, ели пиццу, и разговор завязался сам собой. Выяснилось, что бородач — Дмитрий, владелец небольшого бизнеса, который передал управление менеджеру, устав гнаться за прибылью.
С матерью он проживал до её смерти пять лет назад, ухаживал за ней до последнего дня. Никогда не был женат, детей не имел.
В тот вечер он действительно был пьян: выпил за маму — в день её рождения. И увидел Ольгу, словно внезапно… в ней осталось что-то от той женщины. Сила. Тишина. Добро.
— Я не сразу понял, что переступил черту. Но когда увидел твою дочку… — он замялся, подбирая слова. — Понял, что ты настоящая. И она — настоящая. Пусть даже сто пробирок будет. Главное — как ты её любишь.
Ольга слушала, сжимая чашку с кофе обеими руками, чтобы пальцы не дрожали. Не от страха — от потока эмоций. Никто давно так не говорил с ней. Никто не смотрел, как на человека, а не как на санитарку, мать-одиночку, уставшую женщину в изношенной шубе.
С тех пор Дмитрий стал появляться чаще. Но не навязчиво. Иногда привозил пакет продуктов, «заезжал по дороге», иногда оставлял у калитки книгу для Кати, а иногда просто звонил:
— Как ты? Всё в порядке?
Он ни разу не пытался остаться, не просил впустить, не заводил разговоры о чувствах. Просто был рядом. И для Ольги это было новым — именно так, без давления. Без «должна». Без намёков. Просто по-человечески.
Однажды, когда снег начал таять, и на дорожках появилась первая грязь, Ольга не выдержала:
— А зачем ты всё это делаешь?
Дмитрий пожал плечами:
— Просто хочется. С тобой легко. И с Катей весело. А если однажды надоем — скажешь. Я уйду. Но если честно… не хочу.
Весна пришла с неожиданной оттепелью и письмом от бывшего мужа. Он хотел вернуться. Просил прощения. Говорил, что ошибался, что мама давила, что соскучился. И что хочет быть отцом.
Ольга смотрела на строки и не испытывала ничего. Ни боли, ни злости, ни желания мстить. Только равнодушие.
Как будто эти слова были адресованы не ей, а другой женщине. Той, что когда-то верила, ждала, надеялась. Но та женщина давно ушла. Осталась другая — сильная, уставшая, но живущая.
Дмитрий узнал об этом случайно. Ольга не хотела говорить, но Катя, болтая в машине, проговорилась:
— Папа письмо прислал! Только маме не понравилось. Она порвала. А Дима, ты теперь наш?
Он замолчал, затем сказал:
— Знаешь, я не против. Если вы не против.
В тот момент Ольга впервые первой коснулась его руки. Лето было совсем иным. Дом наполнился светом, ароматом свежего хлеба, детским смехом.
Дмитрий купил небольшой кондиционер, чтобы в комнатах не было жарко. Построил туалет в доме. Сам. Вместе с Михаилом. Купил Кате велосипед. Купил Ольге новое пальто «на осень». А затем — и кольцо. Без лишних слов. Просто протянул:
— Хочешь — да. Не хочешь — не дави. Я подожду.
Ольга долго смотрела на него, затем прошептала:
— А ты знаешь, что ты совсем не дурной?
Он улыбнулся:
— Запиши это. Мне никто такого не говорил.
Через год они поженились. Тихо, без гостей, просто расписались и вернулись домой — жарить картошку. Когда вечером Катя втиснулась между ними на диван и уснула, прижавшись к обоим, Ольга прошептала:
— Я думала, нам ничего уже не светит. А оказалось… даже из пробирки может начаться настоящая семья.