Вода из крана текла очень слабо — рыжеватая и с неприятным запахом. Тамара поставила чайник. За окном уже темнело, апрельский вечер наступал раньше обычного, обволакивая город.
Она наблюдала, как чайник постепенно наполнялся, и думала: «Восемнадцать лет я здесь пью эту отвратительную воду — хоть бы кто-нибудь фильтр поставил».
— Тамар, ты где пропадаешь? — раздался голос свекрови из соседней комнаты. — Когда же мне чай налить?
«Когда вода закипит», — собиралась ответить Тамара, но решила промолчать. Ей не хотелось ни слова говорить, сил не хватало после сумасшедшего рабочего дня, а перед глазами всё плясали цифры.
Когда чайник зашипел, она заварила две кружки — себе и свекрови. Ирина Васильевна любила чай с бергамотом, который был подороже обычного, но Тамара купила его на прошлую зарплату.
— Вот, — положила кружку на столик рядом с диваном, где полулежала свекровь с вязанием.
— Фу, не могу пить эту гадость, — съежилась Ирина Васильевна. — Вкус какой-то химический.
Тамара тяжело вздохнула. Если не «химией», то «водой» или «лекарствами» — свекровь никогда не была довольна.
Снаружи доносились шаги. Сын пришёл домой. Резко повернулся ключ в замке — значит, настроение всё так же плохое.
— Андрей, будешь ужинать? — спросила Тамара, выглянув в прихожую.
Мальчик снял кроссовки, не развязывая шнурков. Пятнадцать лет, а руки уже намного крупнее отцовских. Глаза — точь-в-точь Сергея: такие же серые и настойчивые, только взгляд скрыт под бровями.
— Не хочу, — пробормотал он, проходя к кухне. Открыл холодильник, вытащил колбасу и откусил прямо от батона.
— Может, горячего поешь? — Тамара убрала чайник. — Я суп варила.
— С твоими супами уже надоело. Нет, не буду.
Андрей отправился в свою комнату, не закрывая дверь холодильника.
Вечера проходили так: между холодильником и комнатами, между «надоело» и «вечно», между усталостью и раздражением.
Телефон завибрировал. Звонил муж.
«Я задержался. Не жди.»
Тамара закрыла глаза. В третий раз за неделю.
Ночью она лежала без сна, уставившись в потолок. Андрей давно спал. Свекровь тоже. А Сергей так и не появился. Может, с друзьями. Может, с Ольгой — той самой сотрудницей автосервиса, которая регулярно звонит «по работе». Тамара не задавала вопросов. Просто не было сил.
Был два часа ночи. Тамара сидела на коврике в ванной, зажав рот ладонью, чтобы не разбудить домочадцев своим плачем. Шум текущей воды заглушал всхлипы — это был старый проверенный приём.
«Тридцать девять лет, Тамара. Ради чего ты плачешь, будто школьница?»
За стенкой на диване уже храпел Сергей — безмятежно, с присвистом. Рядом на супружеской кровати лежала его мать. «Мне так удобнее», — объясняла Ирина Васильевна два года назад, когда переехала к ним после перелома, и с тех пор, похоже, никуда не собирается уходить.
Тамара почти спала в комнате сына, на раскладушке. Андрею пятнадцать, он жаловался, что мама занимает его пространство, но молча мирился. Он был единственным, кто ещё позволял ей жить в этой квартире.
После обеда начальник, Игорь Николаевич, пригласил её к себе. Она шла по коридору, перебирая в голове все возможные ошибки в отчётах, которые могла совершить. Месяц назад Тамара чувствовала себя словно в тумане — бессонные ночи, бесконечные придирки свекрови, безразличие мужа.
Игорь Николаевич сидел у окна, постукивая ручкой по столу.
— Тамара, — обратился он к ней без отчества, хотя других сотрудников называл полностью, — садись.
Она села на край стула, сжимая ежедневник в руках.
— Я проверил твои расчёты по налоговым вычетам, — он поправил очки. — Ты обнаружила серьёзную ошибку в документах.
Тамара удивленно смотрела на него. Какая ошибка? Она ночами сверяла цифры, чтобы не думать о доме, муже и жизни.
— Если бы не ты, нам бы выписали штраф на двести тысяч рублей.
Он достал из ящика конверт.
— Премия — шестьдесят тысяч чистыми. Заслужила.
Она взяла конверт, не веря своим глазам.
— Съезди куда-нибудь, — неожиданно ласково предложил начальник. — Отдохни. У тебя давно не было отпуска.
Тамара опешила от происходящего.
В метро она крепко сжимала сумку у груди. Конверт согревал ладонь сквозь ткань. Шестьдесят тысяч. Казалось, впервые за много лет судьба услышала её.
Выходя на поверхность, Тамара обычно сворачивала налево — там был супермаркет с более доступными продуктами. Но в тот день пошла направо, не понимая, почему решила так поступить.
На углу, в маленьком офисе с потускневшей вывеской «Путешествуй с нами», она остановилась на несколько минут, просто глядя на фотографии моря за витриной. Синее, бескрайнее, совсем непохожее на серый апрельский день.,Она переступила порог.
В помещении витали запахи кофе и цветов. Девушка, сидевшая за столом, подняла взгляд от экрана компьютера.
— Добрый день, — приветливо сказала она. — Чем могу быть полезна?
— Просто хочу посмотреть, — Тамара ощущала неловкость, словно не имела права находиться здесь.
— Проходите, — девушка указала на стул. — Вас интересуют какие-нибудь направления?
Тамара молчала, сжимая в руке ремешок своей сумки.
— Хочу к морю, — внезапно произнесла она. — Мне нужно побыть одной.
Они стали обсуждать возможные варианты. Одесса, Бердянск, Южный… для Тамары все эти названия сливались в единственное слово — «море».
— Пятьдесят две тысячи за неделю, — подвела итог девушка. — Это эконом-вариант, но море совсем рядом. Одноместный номер, завтраки входят в стоимость.
Тамара прикоснулась к сумке, где лежал конверт. Почти вся сумма. Не останется денег ни на подарок Андрею, ни на лекарства для свекрови, ни на новый костюм для Сергея.
— Когда можно отправиться?
— Места есть через две недели.
В воображении Тамары возникли образы: голубое небо, синее море, она одна шагает по берегу. Никто не спрашивает «где чай?», никто не жалуется «уже надоело», никто не присылает сообщения «не жди».
— Беру, — решительно сказала она, вынимая конверт.
Тамара спрятала путевку под стопкой постельного белья в шкафу. На протяжении двух недель жила словно во сне. Занималась домашними делами, работала, улыбалась. Внутри крепло и разрасталось странное чувство — ни радость, ни страх. Она никогда прежде не совершала ничего подобного.
Ей казалось, что близкие замечают в ней перемены, но никто не произносил ни слова. Свекровь по-прежнему требовала и жаловалась на здоровье, Андрей всё так же запирался в своей комнате, Сергей задерживался на работе.
За три дня до отъезда Тамара тихо собирала вещи, пока дом молчал. Сердце билось от волнения и детского восторга. Она достала старый купальник, купленный до рождения Андрея, два платья, брюки.
Босоножки, потрескавшиеся на сгибах, но ещё крепкие. Она провела пальцами по ним — когда-то в этих босоножках танцевала с Сергеем на свадьбе подруги. Тогда он шептал, что она самая красивая. Ах! Когда же это было?
В шкафу нашла запечатанный тюбик солнцезащитного крема, купленный три года назад для отменённой поездки.
Тогда внезапно у свекрови ухудшилось здоровье, и деньги на отпуск ушли на обследования в дорогой клинике. В итоге выяснилось, что сердце Ирины Васильевны крепче, чем у врача.
На кухне прозвучал звонок. Тамара вздрогнула всем телом. Кто проснулся в два часа ночи?
— Что делаешь? — раздался сонный голос.
Сергей стоял в дверях, встрепанный, с кружкой в руке. В его взгляде читалось сомнение.
— Собираю вещи, — ответила она, решив не скрывать правду.
— Куда?
Они посмотрели друг на друга в полумраке. Чужие, уставшие, утратившие что-то важное после многих лет вместе.
— На море, — неожиданно улыбнулась она. — Поеду одна.
— Что?
— Я получила премию на работе и купила путевку.
Он уставился на неё, словно она заговорила на непонятном языке.
— На работе? Премию? И молчала?
— А надо было говорить?
— Мы же семья! — голос его повысился, но Тамара жестом указала на спящих в доме.
— Семья, — кивнула она. — И что с того?
Сергей положил кружку на тумбочку и подошёл ближе.
— Дай посмотреть путевку.
Она вынула документы из-под белья и протянула ему. Сергей внимательно читал, шевеля губами.
— Ты потратила все деньги? На себя?
В его голосе звучало такое изумление, что Тамара невольно улыбнулась.
— Да. Всё. На себя.,— А как же мы?
— Да что вы, у тебя есть зарплата. У твоей мамы — пенсия. У Андрея в холодильнике бутерброды. В неделю уж справитесь.
Сергей внезапно покраснел, жилы на шее вздулись, а на лице отразилось негодование.
— Ну ты и жадина, получила премию и ни слова! — возмутился муж, размахивая перед ней бумагой.
В душе Тамары оборвалась последняя надежда, последнее ожидание, что он поймет, поддержит. Восемнадцать лет вместе — и он думает только о деньгах. Не замечает ее уставших глаз и седеющих висков, а только деньги на уме.
— А ты в кого так нахален? — с необычным спокойствием пролепетала она, словно говорил кто-то другой. — Не в маму ли свою собралась мою премию делить?
Сергей раскрыл рот, закрыл, потом снова открыл.
— Ты… ты…
— Да, я, — кивнула Тамара. — Я, которая восемнадцать лет варит тебе борщи, стирает рубашки и слушает твою мать. Я, которая копила на отпуск три года и потом отдала деньги на машину твою. Я, которая одна держит наш дом, пока ты задерживаешься с Ольгой в автосервисе. Да, это я. И я еду на море. Без тебя.
Он застыл, ошеломленный ее словами.
— Откуда у тебя сведения про Ольгу? — с трудом выдавил он.
Тамара рассмеялась. Ей самой было удивительно, как легко и по-юношески прозвучал этот смех.
— Вот это тебя волнует? Серьезно? Не то, что жена впервые в жизни поедет на море, а то, что она знает о твоих «задержках»?
Из комнаты донесся какой-то шорох. В дверях появилась Ирина Васильевна в ночной рубашке.
— Что за крик? Тамар, ты опять начинаешь скандалить?
— Мама, — Сергей бросился к ней, как ребенок за защитой, — она получила премию и все потратила на путевку! Едет одна, на море!
Ирина Васильевна взмахнула руками:
— Совсем разошлась с ума? А я что делать буду? А мои лекарства?
— Ваши лекарства, Ирина Васильевна, — Тамара аккуратно сложила вещи в сумку, — в тумбочке. Там, где были вчера и позавчера, когда вы сами сходили в аптеку. Если что-то закончится — у вас пенсия. Или сын поможет.
— Что за бесстыдство! — свекровь повысила голос. — Я больная женщина!
— Вы здоровее меня, — спокойно ответила Тамара. — У вас давление сто двадцать на восемьдесят, а у меня — под двести от такого образа жизни.
— Мам, что происходит? — спросил Андрей, появляясь в дверях сонным, в пижамных штанах, с отпечатком подушки на щеке.
— Твоя мать, — начал Сергей.
— Твоя мать, — одновременно сказал и Ирина Васильевна.
— Я еду на море, — перебила их Тамара, глядя прямо на сына. — Получила премию на работе и купила путевку — на одного, на себя. Через три дня. На неделю.
Андрей моргнул, пытаясь прийти в себя.
— На море? Ты?
— Представляешь, — улыбнулась Тамара. — Впервые.
— Она украла деньги у семьи! — неистовствовал Сергей. — Мои деньги!
— Мои? — Тамара приподняла бровь. — Это мои премиальные. За мою работу, мои отчёты, мои бессонные ночи.
— Мы же семья! — перешел он на крик. — Всё должно быть общим!
— Правда? — Тамара обратилась к сыну. — Андрей, не помнишь, когда мы с папой в последний раз ездили на рыбалку? А на семейный ужин? Когда последний раз папа спрашивал, что я хочу на день рождения?
Сын бегло переводил взгляд с матери на отца, явно не понимая, что от него требуется.
— Мои деньги, — жёстко заявила Тамара, глядя на мужа, — всегда были совместными. А твои — лишь твоими. И её, — кивнула на свекровь, — тоже только её. Я покупаю продукты, плачу за квартиру, покупаю одежду сыну. А ты меняешь колёса, ходишь с друзьями в бар и покупаешь бабочки для свиданий с Ольгой.
— Не смей! — побледнел Сергей.
— Я уезжаю, — закрывая сумку, твердо сказала Тамара, — на море. Тема закрыта. Вернусь через неделю. Может быть.
— Может быть? — переспросила свекровь.,— Возможно, — кивнула Тамара. — Пока не решила.
Она повернулась к Андрею, неожиданно став мягче:
— Не волнуйся. Я обязательно вернусь. И привезу тебе что-нибудь с моря. Ракушку. Или засушенного краба.
Сын смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
Три дня перед отъездом превратились в настоящее испытание. В доме царила такая напряжённая тишина, что казалось, воздух дрожал от этого. Сергей избегал разговоров с ней, общаясь через сына: «Скажи матери, пусть найдет мои носки». Каждый вечер включал спортивный канал на предельно высокой громкости. А когда она заходила в комнату, намеренно отворачивался.
Ирина Васильевна вела себя слишком драматично. Дважды «упала в обморок», вызывая скорую. Врачи приезжали, измеряли давление и разводили руками: «Женщина, у вас всё хорошо». Она плакала, причитая так громко, что слышали все соседи: «Брошенная старушка… никому не нужна… родной сын не помогает… невестка по курортам ездит…»
Тамара молча глотала таблетки от головной боли и отсчитывала часы до отъезда.
Единственным утешением стал Андрей. Сын неожиданно изменился — словно пробудился после долгого сна.
В утро отъезда она проснулась раньше будильника. Осмотрела сумку, вышла на кухню.
Руки сами потянулись к плите — привычно сварить кашу всем, помыть посуду с вечера… Но она остановилась. Нет. Сегодня только кофе — только для себя.
Андрей тоже встал и заглянул на кухню, когда она допивала вторую чашку.
— Мам, тебя кто-то может проводить?
— Такси заказала, — улыбнулась она. — Тебе в школу уже пора.
Сын нервно суетился у стола, то засовывал руки в карманы, то вынимал.
— Ты точно вернёшься?
Тамара кивнула.
— А там правда красиво?
— Не знаю, — призналась она. — Но я обязательно расскажу. И фотографии привезу.
Вдруг он порывисто обнял её, уткнувшись носом в плечо.
— Ты это… ну… купайся там.
Она гладила его по голове, и неожиданная нежность сжимала горло.
В прихожей захлопнулась дверь — Сергей пришёл с ночной смены. Увидел жену с сумкой, криво усмехнулся:
— Ты всё-таки уезжаешь?
— Да, — она без объяснений ответила.
Он помялся в дверях, будто что-то взвешивал.
— Тамар, — наконец сказал он. — Могла бы и меня взять с собой. У меня тоже спина болит, хотелось бы отдохнуть. А ты даже не подумала.
— Это моя премия, Серёжа, — подняла сумку Тамара. — За мою работу. И мой отпуск. Первый за три года. Хочу провести его одна.
Телефон пискнул. Пришло такси.
Она обняла сына. Удивительно, насколько дорога ей эта минута тепла после стольких лет пустоты и одиночества в доме.
Сергей стоял в прихожей, глядя с недовольством.
Свекровь так и не вышла попрощаться, лишь демонстративно застонала из своей комнаты, когда Тамара проходила мимо.
— Тамар, а ужин кто готовить будет? — крикнул вслед Сергей. — Андрей же останется голодным!
Она остановилась у дверей. Восемнадцать лет отвечала на этот вопрос. Восемнадцать лет кормила, стирала, гладила, терпела. Восемнадцать лет была чужой во всём, кроме обязанностей.
— Макароны сваришь? — спокойно сказала она. — Ты же взрослый мужчина.
И тихо закрыла дверь. Впервые в жизни — просто закрыла, не извиняясь и не оправдываясь.
Внизу дожидалось такси. Водитель безразлично кивнул и положил сумку в багажник. Обычная уставшая женщина с потрёпанной сумкой — кто бы мог подумать, что для неё это не просто поездка? Что это — восстание. Революция. Первый день её новой жизни.
Когда такси отъезжало от дома, телефон снова пискнул. Сообщение от Сергея: «Надеюсь, ты оставила список с тем, что готовить. Я в этом совсем не разбираюсь. И вообще, мог бы ты заранее приготовить еду на неделю».
Она посмотрела на экран и впервые за долгие годы расхохоталась вслух. Она едет к морю. Впереди у неё целая неделя свободы. А им пусть самим решают проблемы со сковородками.