Его интонация — снисходительная, словно обесценивающая её чувства, — моментально вывела Марию из равновесия.
— Страшного? А то, что я ощущаю себя чужой в собственной квартире — это не считается ужасом? Напоминаю: это жильё досталось мне от бабушки. Я здесь выросла. Каждый уголок мне дорог. А твоя сестра с матерью ведут себя так, будто это их собственность.
Это соответствовало действительности. Квартира действительно принадлежала Марии. Просторная трёхкомнатная в доме ещё довоенной постройки, которую они с Тарасом отремонтировали после свадьбы. Хотя Тарас вложил немало труда и времени в ремонт, юридически жильё оставалось за Марией. И именно этот факт, казалось, только подстегивал поведение его родственников.
Раиса, свекровь Марии, была женщиной иного склада по сравнению с Ларисой. Она не устраивала шумных посиделок и вечеринок. Её методы были куда тоньше и коварнее. Она могла появиться без предупреждения «проведать детей», притащить сумки с домашними заготовками — соленьями и вареньем, которые Мария не ела — и начать расставлять банки в её холодильнике, передвигая продукты хозяйки.
— Мария, у тебя тут всё как-то нерационально организовано, — произносила она мягким наставническим голосом. — Вот сюда поставим огурчики, а грибочки лучше сюда переставим. Надо экономить пространство.
Иногда она проходила мимо полки в коридоре и проводила по ней пальцем:
— Ой-ой-ой… Пыльно у вас что-то. Ты ведь наверняка устаешь сильно… Бедняжка ты моя! Ничего-ничего, я сейчас быстренько протру.
Это вовсе не было жестом помощи или заботы — скорее демонстрацией того, что Мария якобы не справляется со своими обязанностями хозяйки дома. И каждый раз при попытке установить границы или выразить недовольство Раиса изображала обиду: хваталась за сердце и звонила Тарасу:
— Сынок мой родной… Что-то Мария сегодня на взводе… Видно на работе тяжело ей приходится… Поговори с ней ласково…
И Тарас говорил. Он уверял жену в том, что мама желает только добра; мол, она человек старых взглядов и к её поступкам нужно относиться проще.
— Она же без злого умысла… — повторял он свою излюбленную фразу снова и снова. — Просто любит нас…
Но последней каплей стала даже не вечеринка Ларисы. Через несколько дней после неё Мария вернулась домой и застыла на пороге спальни: на супружеской кровати были разложены вещи для просушки — какие-то старые свитера, кофты да детские ползунки времён детства Ларисы. От них исходил запах сырости вперемешку с нафталином.
Мария стояла неподвижно у двери спальни; лицо побледнело от прилива ярости и отвращения. В комнату вошла Раиса с новой охапкой вещей в руках.
— Ой! Мария! Ты уже пришла? Я тут решила перебрать вещи с дачи да проветрить немного… На нашем балконе места нет совсем: всё заставлено… А тут солнышко светит хорошо! Быстро высохнут! Ты же не против?
Мария смотрела на свою постель — место личное и сокровенное для неё и мужа — теперь заваленное чужим хламом… Её передёрнуло от омерзения.
— Раиса… Уберите всё это прямо сейчас.
Свекровь моргнула растерянно:
— Что случилось-то? Я же к вечеру всё уберу…
— Немедленно соберите эти вещи… И уйдите отсюда.
В голосе Марии прозвучала сталь; он был холоден как лёд.
— Как ты разговариваешь со мной?! — всплеснула руками Раиса; глаза её наполнились слезами. — Я ведь стараюсь ради вас обоих… Хотела как лучше…
Она торопливо начала сгребать одежду обратно в огромную сумку; всхлипывая сквозь причитания о неблагодарности молодёжи… А Мария стояла неподвижно: руки скрещены на груди; взгляд твёрдый как гранит… Ни капли жалости или сомнения внутри неё больше не осталось – лишь ледяное спокойствие вперемешку с решимостью довести начатое до конца.
Когда дверь за свекровью наконец захлопнулась – тишина воцарилась над квартирой… Тогда Мария прошлась по комнатам: открыв шкаф – обнаружила коробки с надписью «Лариса зима». Заглянув в антресоли – увидела старые лыжи Тараса: те самые, которыми он уже лет десять как не пользовался… Но мама бережно хранила их «на всякий случай» прямо здесь – у жены сына…
Её дом превратился в склад ненужных вещей… В перевалочную базу для родственников мужа… В гостиницу под вывеской «мы же семья»… Всё прикрыто словами «они ведь без злого умысла»…