Соседи, конечно, не могли пройти мимо такого зрелища.
Они выбегали на крыльца и выглядывали из-за заборов.
Когда Тамара, ведя за собой рыдающую Ольгу, подошла к аккуратному домику Нины, за ней уже тянулась значительная, гудящая толпа любопытных.
В этот момент Иван действительно находился в доме.
Он отдыхал после короткой любовной встречи, положив голову на мягкую и пышную грудь подруги.
Внезапный крик с улицы ворвался в его сон.
Выходить к разгневанной толпе он, понятное дело, не желал.
Вместе с Ниной они забились в самый отдалённый угол комнаты и заткнули уши руками, надеясь, что Тамара скоро устанет и уйдёт.
Но сквозь шум толпы и безумные крики жены Иван с ужасом услышал другой звук — пронзительный, рвущий душу визг собственной дочери.
Безумная мать, не получив ответа, стала срывать злость на ребёнке, выворачивая девочке руку. — Что ты за тварь такая! — вырвалось у Ивана, не выдержавшего, и он выбежал во двор, приказав испуганной Нине немедленно закрыться изнутри.
На дворе перед ним предстала страшная картина.
Тамара, с растрёпанными волосами и глазами, полными белого безумия, держала за руку бледную от боли Ольгу.
Увидев Ивана, она завопила ещё громче: — Люди добрые, посмотрите-ка на этого раздетого Казанову!
А где же твоя шл…шка потаскучая?
Глафира!
Выходи, сука, хочу тебе в глаза взглянуть!
Я тебе эти глазёнки на косулю наживлю!
Иван, стараясь не обращать внимания на соседей, подошёл к жене.
Его сердце бешено колотилось в горле. — Отдай ребёнка, Лида, — тихо, но решительно произнёс он, пытаясь взять дочку на руки.
Однако Тамара резко дернула девочку к себе, и та снова закричала, этот звук переполнил терпение Ивана.
Один из мужчин, дядя Василий — молчаливый и огромный кузнец, стоявший рядом, — не выдержал.
Он молча сделал шаг вперёд и дал Тамаре такую сильную пощёчину, что она упала на землю, отпуская руку дочери. — Прости, девочка, — шепнул мужчина хриплым голосом Ольге, которую Иван уже прижал к себе, и, пряча глаза, поспешно удалился, расчищая толпу.
Люди, которые всего минуту назад пришли позлорадствовать и осуждать «гуляку», теперь смотрели на Ивана с безмолвным сочувствием.
Позор уступил место жалости.
После этого происшествия Иван твёрдо решил развестись и через суд добиться опеки над дочерью.
Но Тамара, придя в себя и осознав содеянное, пришла к его двери.
Она опустилась на колени перед мужем и дочерью на голый пол, долго и истерично рыдая, просила прощения у девочки, целуя её перевязанную, вывихнутую руку.
И он, дурак, поверил этим слезам.
Ему показалось, что в них мелькнул отблеск прежней Тамары.
В травмпункте, куда он повёз Ольгу, Иван соврал, глядя в пол, что случился несчастный случай — девочка упала с лавки.
Пожилой врач, посмотрев на испуганное лицо ребёнка и на его потухшие глаза, покачал головой и молча сжалился.
Позже Иван неоднократно винил себя за эту слабость.
Потому что, когда он всё же развёлся с Тамарой, суд, выслушав историю о «несчастном случае», не учёл его просьбу забрать дочь.
Несмотря на слёзы и мольбы самой Ольги, её оставили с матерью.
Какой ужас и какое ежедневное мучение пришлось пережить девочке в последующие годы — остаётся только догадываться.
Она часто сбегала к отцу и жила у него, спасаясь от приступов ярости матери.
Тамара будто забывала о разводе и начинала ломиться в его новый дом, ругая и его самого, и «всех его потаскух», выкрикивая проклятия у дверей.
Но вот отец женился во второй раз.
Он взял молодую жену, городскую, интеллигентную женщину по имени Марина, которая приехала в село работать ветеринаром.
Местные женщины, зная нрав Тамары, отказали Ивану, побаиваясь.
А новая супруга отца, Марина, не горела желанием иметь дело с прошлым его жизни — с дочерью.
Ольга почувствовала это тонко и, чтобы не быть обузой, перестала навещать их, замкнулась в своём аду.
Повзрослев, она всё чаще убегала из дома, шаталась по чужим сеновалам и избам, ночуя где придётся.
Но однажды поздним вечером она постучалась к отцу.
Стояла на пороге — худая, в старом платьице, похожая на испуганного зверька. — Оля! — обрадовался он, широко открывая дверь. — Заходи, я так рад тебя видеть, дочка!
Где ты пропадала, милая?
Я уж волновался!
Ольга вошла, опустив взгляд и нервно теребя край кофты. — Где твоя Марина? — тихо спросила она без особого интереса. — В аптеку пошла, лекарства для телят брать.
А ты расскажи, как живёшь?
Почему к нам не заходишь?
Я скучаю. — Пап, я… в общем, дай мне денег, пожалуйста.
Хоть немного. — Конечно, конечно.
Сколько нужно? — Иван, не задумываясь, достал потрёпанный кошелёк, открыл его и протянул дочери две самые крупные купюры. — Хватит? — Более чем.
Мне надо в город и обратно.
На автобус. — А что там?
Хочешь, я отвезу на мотоцикле?
Куда тебе? — Не надо, — Ольга снова опустила взгляд, словно находя на полу невидимую точку, — спасибо, пап.
Пойду я. — Подожди!
Подожди, Олька.
Дай хоть посмотрю на тебя! — он взял её за подбородок и приподнял лицо. — Как ты?
Как… мать? — Всё так же.
Тебя костерит каждый день. Марину твою убить собирается.