— Тебе нравится жить в грязи? Замечательно!
Прежде чем он смог произнести хоть слово, она совершила поступок, которого он никак не ожидал. Она не пнула носки ногой и не бросила их в корзину. Наклонившись, она, с явным отвращением, двумя пальцами словно поднимая с земли что-то гнилое и опасное, схватила этот его вонючий клубок. Запах застарелого пота и пыли резко ударил ей в ноздри, но она даже не поморщилась.
С этой находкой в вытянутой руке она прошла мимо ошеломлённого Алексея, который инстинктивно отпрянул. Она пересекла коридор и решительно вошла в их спальню. Не останавливаясь, она широко замахнулась и метнула грязные носки прямо на его безупречно белую наволочку. Они упали с мягким, но неприятным звуком, оставив на ткани еле заметный след вмятины.
— Вот, — выдохнула она, стоя в дверях спальни и глядя на результат своих действий. — Это твоё. Спи с ними. Ешь вместе с ними. Делай что хочешь. Моя обязанность заботиться о тебе закончена. Разбирайся сам.
Развернувшись, она прошла мимо него, всё ещё застывшего в коридоре. Он переводил взгляд то на пустующую теперь ванную, то на открывшуюся дверь спальни, где на его личном, святом месте лежало неопровержимое свидетельство её протеста. В его сознании не укладывалось произошедшее. Это был не просто скандал. Это означало объявление войны. И он только что с позором проиграл первый раунд.
Шок сменился медленно нарастающей, густой яростью. Алексей стоял в коридоре ещё минуту, прислушиваясь к звукам из ванной, где Наталья нарочито громко открыла кран и начала умываться, будто ничего не случилось. Такое демонстративное спокойствие раздражало его сильнее любого крика. Он вошёл в спальню. На его безупречно белой подушке, словно чёрная клякса на чистом листе, лежал клубок его носков. Он не стал убирать их в корзину — это означало бы капитуляцию, признание её правоты. Вместо этого он схватил их, подошёл к своей части кровати и с силой бросил на пол, в угол между кроватью и тумбочкой. Пусть лежат. Это его угол. Его территория.
На следующее утро война перешла в новую, позиционную стадию. Он проснулся первым, отправился на кухню и нарочито громко начал готовить себе завтрак. Он жарил яичницу так, что брызги масла летели на плиту и фартук. Хлеб резал прямо на столешнице, оставляя после себя рассыпанные крошки. Налил кофе, пролив несколько капель на стол, и оставил банку с молотым кофе открытой. Поев, он оставил грязную, жирную сковороду и тарелку с присохшим желтком прямо в раковине. Это был его утренний залп. Он сел на диван и стал ждать её реакции.
Спустя полчаса из спальни вышла Наталья. Она молча направилась на кухню, её взгляд пробежал по полю боя, устроенному Алексеем, но лицо не выдало ни малейшего изменения. Она не произнесла ни слова. Взяла свою чашку, пакетик чая и аккуратно налила воды из чайника, стараясь не задеть грязную посуду. Потом взяла тряпку, смочила её и методично протёрла ровно половину кухонного стола — свою сторону. Села за стол и начала завтрак, поставив свою чистую чашку на свою опрятную территорию, в сантиметре от кофейных пятен и хлебных крошек.
Алексей наблюдал за этим спектаклем из гостиной, и его брови медленно приподнялись. Он ждал возмущения, упрёков. Но молчаливое, педантичное игнорирование было чем-то новым. Она доела, помыла одну чашку и одну ложку, тщательно вытерла их и убрала на место. Затем взяла тряпку и протёрла ровно половину раковины, оставив его сковороду и тарелку нетронутыми, словно памятник его неряшливости.
Дни текли в этом новом, абсурдном режиме. Квартира превратилась в разделённое государство с чёткой, но невидимой границей. Алексей, раненый её стойкостью, усиливал давление. Он начал оставлять мокрое полотенце на её половине кровати. Она молча брала его и вешала на ручку его кресла в гостиной. Он перестал выносить мусор, и пакет у двери постепенно разрастался. Она собирала свой мусор в отдельный маленький пакетик и выносила его по дороге на работу. Готовила ужин строго на одного.
— А мне? — спросил он однажды вечером, когда она поставила перед собой тарелку с ароматной пастой, а плита осталась холодной и чистой.
— Ты взрослый мужчина, — ответила она, не глядя на него. — Холодильник там. Продукты тоже. Разбирайся сам.
Он питался бутербродами и пельменями, оставляя ещё больше грязной посуды, которая накапливалась в его половине раковины, превращаясь в уродливую пирамиду. Его половина стола была усеяна липкими пятнами и крошками. На его стороне кровати валялась одежда. Он думал, что этот растущий хаос сломит её, заставит сдаться, ведь она так любила чистоту и порядок. Но он ошибался. Она не сдавалась. Просто оградилась от его беспорядка стеной ледяного безразличия. Жила в своей аккуратной, ухоженной половине квартиры, словно в посольстве суверенного государства на враждебной территории. И каждый день Алексей всё больше осознавал, что в этой позиционной войне он проигрывает. Он жил в грязи, которую сам же и создал, в то время как она продолжала существовать в своей комфортной зоне. Его тактика не приносила успеха. Значит, нужно было перейти в наступление и действительно завоевать её территорию.
Позиционная война не приносила Алексею удовлетворения. Он всё глубже погружался в собственное, рукотворное болото, в то время как Наталья, казалось, только закалялась в этой борьбе, становясь ещё более отстранённой и непроницаемой. Её чистота была не просто привычкой, а настоящей бронёй. Каждый вечер, возвращаясь домой, он видел эту абсурдную картину: его половина комнаты постепенно погружалась в хаос, а её — сверкала почти стерильным порядком. Это было унизительно. Он терпел поражение. Чувствовал себя не хозяином дома, а грязным, невоспитанным соседом по коммуналке. Осознание этого злило его до скрежета зубов. Пассивной агрессии было мало. Нужен был ход, который разрушит её защиту, проникнет на её территорию и сделает невозможным её игнорирование.
Идея пришла к нему во время обеденного перерыва, когда он листал каталог интернет-магазина. Он увидел его. Огромное, монструозное игровое кресло. Чёрная эко-кожа с агрессивными красными вставками, футуристический дизайн, подлокотники, напоминающие оружие из фантастического фильма. Это было не просто кресло. Это был трон. Заявление. Символ его мира, его увлечений, его личности, которую она так презирала. Он нажал кнопку «купить», ощущая прилив мстительного восторга.