— Тройняшки?! Да вы настоящая героиня, Елизавета! И все здоровенькие — мальчик и две девочки! Это же настоящее чудо!
— Я просто мама, — слабо улыбнулась я, сквозь пелену усталости пытаясь осознать всё, что обрушилось на меня за последние восемнадцать часов.
Это было и волшебством, и источником тревоги. Первые дни в роддоме слились в одно сплошное ощущение: между изнеможением и радостью.
Я лежала на жёсткой койке, стараясь восстановить силы после тяжёлых родов, и представляла себе момент, когда Василий впервые увидит наших малышей.
Богдан наверняка унаследует его глаза, а девочки будут темноволосыми — как я. Врачи пообещали принести их сразу после завершения всех анализов.
Я ждала его на следующий день — но он так и не появился. Позвонила на почту: попросила передать сообщение… Возможно, не смогли дозвониться. В леспромхозе уже третий день шёл плановый обход участков — может быть, задержался там?
На третий день мне передали посылку: банка компота, пирожки с творогом и чистые пелёнки. Но это было не от Василия — подарок от соседки.
На клочке бумаги было написано: «Василий пьёт, Елизавета. Думаем, что Иосиф тебя заберёт. Не переживай — мы рядом». Внизу стояли подписи: Татьяна, Люба и Злата.
Мои ладони вспотели от холода.
Всего пять дней назад я была обычной сельской женщиной в ожидании ребёнка. А теперь стала матерью троих малышей… которых даже их отец не пожелал увидеть. Густое чувство предательства медленно поднималось по спине.
За окном роддома начал падать снег — белый, тихий и равнодушный ко всему происходящему внутри.
В коридоре раздались тяжёлые шаги.
— Елизавета… — заглянула медсестра в палату. — За вами приехал Иосиф. Говорит, сосед ваш. Представляете? На телеге примчался! Просил ждать у запасного входа возле пищеблока.
Она помогла мне собрать вещи и перепеленать детей. Её руки двигались быстро и уверенно: бережно укутывали моих крошечных новорождённых в тёплые одеяла.
— Вот ваша старшая девочка, держите крепче… — сказала она с мягкой улыбкой.
Я прижала к себе дочку. Надя — так я её назвала. Самая спокойная из троих малышей; врач сказала, что она появилась на свет первой — всего на пару минут раньше сестры.
Младшую я назвала Кристина: верю, что она справится со всеми трудностями жизни. А сына нарекла Богданом — в честь моего дедушки.
Мы вышли на крыльцо медленно; каждый шаг отзывался глухой болью где-то внутри тела.
Иосиф стоял рядом со своей старенькой телегой; задумчивая гнедая лошадь неторопливо переступала копытами в снегу. Увидев нас, он стряхнул пепел со своей самокрутки прямо в сугроб.
— Ну что ж ты теперь… Поехали домой? — сказал он негромко и бережно взял из рук медсестры двух других детей, аккуратно укладывая их в заранее подготовленные одеяла на телеге. — Выстоим…
Всю дорогу я молчала. Снег становился всё гуще; но путь к деревне был хорошо утоптан санями и колёсами других повозок — телега шла плавно между сугробами без рывков.
Иосиф время от времени подёргивал поводья да бормотал себе под нос какие-то слова. Мы проехали мимо колхозных полей, пересекли лесополосу и мостик через ручей… Наконец показалась крыша нашего дома.
— Потерпи немного… — только сказал он тихо и помог мне спуститься вниз с повозки.
Дети остались наверху в люльках; страх оставить их даже на мгновение сковывал меня изнутри… Но нужно было открыть дверь дома да растопить печь как можно скорее.
Иосиф поднял люльки сам; мои руки словно одеревенели от усталости и тревоги одновременно. Он первым вошёл внутрь дома; я последовала за ним… И остановилась прямо у порога…