Осенью мы собрали урожай, закатали консервацию. Богдан приезжал в сентябре, прошёлся по участку, осматривался, качая головой:
— Не узнать место. Вы с Максимом — молодцы, трудитесь на совесть.
— Папа, это ведь теперь наш дом, — с улыбкой отвечал Максим. — Мы стараемся для себя.
— И правильно делаете. Себе и работайте.
Я снова попыталась завести разговор:
— Богдан, может всё-таки оформим дарственную? Просто для порядка… Мы столько вложили сил и средств — хочется быть уверенными.
Он нахмурился:
— Леся, ты мне не доверяешь?
— Да нет же, просто…
— Я сказал: дача ваша. Моё слово — крепче бумаги. Или ты думаешь, я сына обману?
— Конечно нет…
— Вот и не приставай со своими бумагами. Всё успеется. Пока я жив-здоров — не хочу думать о смерти.
Позже Максим отвёл меня в сторону:
— Лесь, не дави на отца. Видишь же — ему тяжело об этом говорить. Он уже в возрасте… Для него такие разговоры будто напоминание о конце.
— Но Макс… Мы столько вложили! Хочется хоть какой-то уверенности…
— Уверенность — это его слово. Он нас не подведёт. Это мой отец, я ему верю.
Я замолчала. Но тревожное чувство никуда не исчезло.
Зимой мы на дачу не ездили. Обсуждали планы на весну: хотели пристроить веранду, поставить теплицу из поликарбоната и выложить дорожки плиткой.
Снова начали откладывать деньги.
В декабре Богдан сообщил нам, что собирается встретить Новый год у друзей на юге Украины. Мы удивились: обычно он отмечал праздники вместе с нами.
— Папа… а как же мы? — расстроился Максим.
— Ты уже взрослый человек, сынок. Встретите с Лесей вдвоём. А мне захотелось моря и солнца.
Он уехал 28 декабря и вернулся лишь к середине января — загорелый, бодрый и помолодевший лет на десять.
В конце января Максим позвонил отцу обсудить планы по участку. Богдан отвечал коротко и рассеянно:
— Ага… хорошо… потом созвонимся…
— Папа… ты странно говоришь… Что-то случилось?
— Всё нормально… Просто занят немного… Давай позже поговорим…
А в феврале он вообще перестал выходить на связь: ни звонков не принимал, ни сообщений не читал. Максим звонил раз пять подряд — без ответа или сбрасывалось сразу же. Тогда он написал в мессенджере: «Папа, ты живой? Что происходит?»
Ответ пришёл только через три дня: «Всё нормально. Не переживай».
Максим вечером сказал мне:
— Леська… что-то тут нечисто… Отец ведёт себя странно…
— Может заболел?
— Не знаю… Завтра сам съезжу к нему…
Утром в субботу он поехал один и вернулся всего через пару часов — бледный как стена и растерянный до дрожи.
Я бросилась к нему:
— Что случилось?!
Он молча прошёл на кухню, опустился за стол и уронил голову на руки.
Я испугалась ещё больше:
— Макс! Ты меня пугаешь! Что с отцом?!
Он поднял голову медленно:
— У него женщина появилась…
Я остолбенела:
— Что?..
Максим вздохнул тяжело:
— У отца новая женщина… Молодая… Ей лет тридцать пять…
Я опустилась рядом на стул:
— Откуда ты узнал?
Он посмотрел перед собой пустым взглядом:
— Приехал к нему… Дверь открыла она… В халате… Сказала: «Вы к Богдану? Он сейчас в душе». Я спросил: «А вы кто?» Она улыбнулась: «Я Орися. Невеста Богдана».
Я едва выговорила:
— Невеста?..
Максим кивнул медленно:
— Да… Я зашёл внутрь подождать его… Он вышел довольный такой… В новом спортивном костюме… Обнял эту Орисю за талию и говорит: «Познакомься с ней, сынок! Это Орися! Мы познакомились ещё в декабре – вместе ездили в Бердянск! Она теперь со мной живёт».