— Может быть, это знак? — Тамара остановилась у калитки, её взгляд упал на упавшее перед ней яблоко, расколовшееся на две части.
Алексей молчаливо собрал обе половинки и протянул одну жене. Его глаза говорили больше всяких слов.
Шестой тест. Шестое разочарование.
Но вместо слёз возникло твёрдое намерение.
— Завтра отправляемся в город, — произнесла Тамара, откусывая кусочек яблока. — В детский дом.
Их дом возвышался на холме, окружённый садом, где летом пчёлы гудели между ветвями, а зимой снег мягко покрывал крыши скворечников. Старый, двухэтажный, с узорчатыми наличниками и широкой верандой — он был не просто жильём, а живым организмом, который жил вместе с ними.
— Ты уверена? — Алексей провёл рукой по шероховатой коре древней яблони.
Тамара кивнула. Полгода назад они узнали тот самый диагноз — детей у них не будет. Но вместо горечи пришло странное спокойствие, словно судьба шептала: Это не конец, а начало.
Утром они отправились в путь на стареньком синем пикапе. По извилистой просёлочной дороге, через поля, усыпанные росой. Тамара всё время смотрела в окно, беззвучно шевеля губами. Алексей понимал, что она молится — не словами, а всем сердцем.
Он сжал её руку крепко:
— Родственная кровь не выбирает, как появиться на свет. А душа сама знает, где ей расти.
Детский дом встретил их светом в окнах и ароматом свежей выпечки. Он был аккуратным, ухоженным, но в воздухе витала невидимая печаль — словно каждый уголок хранил память о том, что значит быть оставленным. Заведующая, женщина с добрыми глазами и усталой улыбкой, провела их в игровую комнату.
— Не ждите, что всё случится мгновенно, — предупредила она. — Иногда связь возникает не с первого шага, а со второго или даже десятого.
Но случилось то, чего никто не ожидал.
В углу, чуть в стороне от шумных детей, сидела девочка. Совсем маленькая, хрупкая, но с таким сосредоточенным выражением лица, будто понимала, что сейчас решается что-то важное.
Карандаш в её руках двигался уверенно, почти серьёзно. Кончик языка высунут — признак сосредоточенности, как у всех настоящих художников.
— Это Анна, — тихо сказала заведующая. — Её родители так и не нашлись. Она редко общается, чаще погружена в себя.
Тамара медленно присела рядом. Девочка подняла глаза. Женщина замерла — в этом взгляде было что-то большее, чем простое любопытство. Что-то древнее, родное.
— Что ты рисуешь? — спросила Тамара, указывая на лист.
— Домик, — ответила Анна, удивительно спокойно для четырёхлетней малышки. — У него есть труба, а вокруг — птицы. Они приносят счастье. Я прочитала об этом в книге.
Сердце Тамары зазвучало, словно струна под первым прикосновением.
Она протянула руку. Девочка немного подумала и положила свою ладошку в чужую — легко, доверчиво.
— У нас во дворе тоже живут птицы, — сказал Алексей, присев рядом. — И пчёлы. Они делают мёд. Правда, могут и ужалить.
— А почему? — спросила Анна.
— Только если их обидеть, — ответил он. — Каждому нужно право защищаться.
Девочка задумчиво кивнула. Потом вдруг обвила Тамару за шею. Та застыла. Слеза сама скатилась по щеке.
Через девяносто два дня бумажной волокиты и ожиданий они снова оказались здесь. На пороге детского дома. Но теперь уже не гостями, а родителями.
Анна стояла на крыльце, вся в трепете и страхе. В руке — потёртый рюкзак, на плечах — смелость, ещё не знающая уверенности. На шее — кулон из желудя, подаренный старшей воспитанницей.
Прощание длилось недолго. Заведующая поцеловала девочку в лоб, воспитательница вытирала слёзы платком.
— Ну иди, деточка, — сказала она. — Только помни, мы всегда будем ждать тебя.
По дороге домой Анна молчала, лишь крепко прижимала сумку к себе. Когда они подъехали, она вышла и остановилась, словно примеряясь к новой жизни.
— Это… мой дом? — прошептала она, глядя на светлое окно своей комнаты.
— Это теперь твой дом, — улыбнулась Тамара. — А мы — твоя семья. Навсегда.
Ночью лёгкий стук в дверь разбудил её. Анна стояла в проёме, прижимая к груди рисунок дома, где каждое окно светилось, как обещание тепла.
— Можно я сегодня посплю с вами? — почти шепотом спросила она. — Только первую ночь…