Он не уехал. Он не оставил её. Он не предал. Он не исчез бесследно. Он ушёл. Навсегда. В ту ночь, когда она безмятежно спала, не подозревая, что это будет их последняя совместная ночь.
А она… она всё это время ожидала. Ожидала его шагов за дверью. Ожидала звонка. Ожидала, что дверь распахнётся, и он войдёт, улыбаясь, с оправданиями, с объятиями, с тихим шёпотом: «Прости. Я вернулся». Она ласкала его рубашку, оставленную на стуле, словно это было единственное, что осталось от него. Она разговаривала с этой рубашкой по ночам, словно с живым собеседником. Кладя на стол его чашку — ту самую, с трещинкой на ручке — и наливая чай, будто он вот-вот сядет рядом, улыбнётся и скажет: «Спасибо, дорогая».
А он… он покоился под землёй. Холодный. Безжизненный. Навсегда.
Слёзы медленно стекали по её щекам — сначала едва заметные, как нежные капли дождя. Затем — струйками. Потом — потоком. Она закрыла лицо ладонями, но не смогла сдержать стон, вырвавшийся из глубин души. Глубокий, первобытный, животный стон боли, словно её сердце рвалось на куски. Каждая частица её мира рушилась, превращаясь в прах.
В кухне воцарилась тишина. Тяжёлая, удушающая. Затем раздались шаги. Медленные. Нерешительные.
Дверь приоткрылась.
Тамара Сергеевна стояла в дверном проёме, бледная, словно полотно, с телефоном, сжатым в дрожащей руке. Её глаза расширились от ужаса. Потом наполнились слезами — такими же горькими, как у той, что сидела на полу.
— О, Боже… — прошептала она, голос трясся, словно стекло на грани разрушения. — Ты… ты всё слышала?
Ольга не могла вымолвить ни слова. Горло сжалось, словно его обмотали проволокой. Лишь кивнула. Медленно. Дрожащей головой. Сломленная. Потерянная. Разрушенная.
Тамара Сергеевна опустилась перед ней на колени. Медленно, словно каждый сантиметр давался с огромным усилием. Захватила её руки — холодные, дрожащие — в свои ладони. Сжала, будто стараясь передать тепло, которое давно улетучилось.
— Прости меня… — прошептала она. — Я пыталась защитить тебя. Думала, что так будет легче. Что ты сможешь жить дальше. Но это была не защита. Это была моя слабость. Моя трусливость. Я не смогла быть сильной. Я не осмелилась сказать правду. А он… он любил тебя сильнее жизни. Больше всего на свете. Он бы не хотел, чтобы ты страдала из-за лжи. Он хотел, чтобы ты знала. Что он ушёл, но оставался любящим до последнего вздоха.
Ольга медленно подняла глаза. В них горела боль — такая, которую невозможно выразить словами. Боль, словно пронизывающий свет. Боль, словно рана, которую нельзя исцелить.