— Да вот, позавчера. Я и сама не ожидала — всё так быстро обернулось. Обычно месяцами тянется, а тут — раз, и готово. Видно, в городе нужных людей нашёл.
Леся взяла справку дрожащими руками, поблагодарила и вышла.
На улице царила серая слякоть. Она брела по мокрой дороге, не замечая, как холодная вода хлюпает под сапогами.
Домой вернулась ближе к вечеру. Богдан сидел за столом с газетой «Сельская жизнь» в руках.
Увидев жену, улыбнулся:
— А, Леська! Я тут борщ подогрел — будешь?
Леся молча сняла платок и повесила телогрейку на гвоздь.
— Зачем ты это сделал? — спросила она спокойно.
Богдан оторвался от газеты:
— Что именно?
— Дом переписал без моего ведома.
Он побледнел, затем вспыхнул. Газету отложил в сторону и провёл ладонями по лицу.
— Лесь, я же говорил: это для нас обоих. Для семьи…
— Врёшь. — Леся подошла ближе и посмотрела ему прямо в глаза. — Ты хочешь его продать и деньги себе оставить. А мне что останется?
— Да при чём тут это? Мы же семья!
— Семья? — горько усмехнулась Леся. — Тогда почему ты не посоветовался со мной? Почему подделал бумаги? Ты с какой-то городской бабой сговорился, взятки давал… Хотел украсть дом моего отца!
Богдан вскочил из-за стола и ударил кулаком по доскам:
— Не кричи! Я глава семьи! Мне решать!
— Ты просто вор! И лгун!
Они стояли напротив друг друга, тяжело дыша. В печи потрескивали поленья; за окном завывал ветер.
— Уходи отсюда, — тихо сказала Леся. — Убирайся из моего дома.
— Из твоего?! — Богдан презрительно фыркнул. — Это моя хата!
— Тогда я уйду сама.
Она повернулась к стене за телогрейкой.
— Куда ты собралась?!
— К отцу. В его дом.
Она выскочила на улицу. Деревню уже накрыла темнота; лишь редкие окна тускло светились жёлтым светом.
Леся шла быстро по неровной дороге, спотыкаясь о кочки и ямы. Слёзы текли по щекам, но она их не вытирала.
Дом её отца встретил её холодом и запахом сырости.
Окна были заколочены досками; в сенях громоздились старые санки да мешки с зерном. Она нашла свечу и зажгла её: тёплый свет затанцевал на стенах знакомыми отблесками детства.
Вот лавка у окна — здесь она читала книжки; вот печь, где мама пекла пироги; вот уголок со швейной машинкой «Зингер».
Леся опустилась на пол у стены и заплакала впервые за долгие годы так горько… без остатка надежды утешиться хоть чем-то.
***
Утром раздался стук в дверь. Леся открыла: на пороге стоял участковый Святослав — мужчина средних лет с усталым взглядом.
— Вы Леся?
— Да…
— Мне нужно поговорить с вашим мужем Богданом. Где он сейчас?
— Наверное дома… А что случилось?
Святослав достал из планшета несколько листов:
— Поступило заявление о фальсификации документов при переоформлении недвижимости. Ваш муж проходит подозреваемым по делу о подделке бумаг.
Леся замерла на месте:
Заявление?.. Кто же…
— Но я ничего не писала! — произнесла она растерянно.
— Знаю… Жалобу подала Наталья из БТИ в Кременчуге. Обнаружила несостыковки в бумагах вашего мужа: экспертиза подтвердила фальшивую печать и подпись секретаря сельсовета тоже оказалась ненастоящей… Возбуждено дело по статье 196 УК УССР…
Леся опустилась на лавку: значит всё-таки разобрались сами… Без неё…
Святослав попросил показать дорогу до дома мужа, они пошли через всю деревню вместе: утро выдалось морозным и ясным; солнце пробивалось сквозь облака розовыми бликами на снегу.
У Богдановой хаты стоял милицейский «газик». Домна причитала у крыльца:
— Что ж вы творите?! Сына забираете будто врага народа!
Двое милиционеров вывели Богдана под руки: он был бледен и растерян… Завидев Лесю, шагнул вперёд:
— Леська! Скажи им! Я ведь не хотел тебя обманывать…
Она промолчала… Святослав зачитал ему что-то из бумаг… Потом повели к машине…
Домна бросилась к Лесе:
— Это ты донесла?! Предательница!
Та спокойно ответила:
— Нет… Он сам себя выдал…
Свекровь замахнулась рукой… но Леся перехватила её движение:
— И машинку «Зингер» я никому не отдам… Это память о маме… А вашему сыну теперь долго шить придётся… там…
Развернувшись спиной к дому свекрови, она пошла прочь сквозь её проклятия… Не оглядываясь ни разу…
***
Прошло три года с лишним… Лесю назначили звеньевой на ферме… потом поставили заведовать молочным отделением колхоза…
Получать стала сто семьдесят гривен ежемесячно…
Выкупила у колхоза ещё одну корову… завела пять кур…
Отцовский дом привела в порядок: крышу перекрыли заново… стеклопакеты вставили новые… печку переложили основательно…
Теперь жила одна – спокойно и аккуратно…
Сначала соседи жалели её – мол без мужчины трудно будет – а потом привыкли: справляется Леська сама неплохо…
Из колонии Богдан писал длинные письма – сбивчивые просьбы простить его…
Обещал исправиться… вернуться… всё наладить…
Леся читала их молча… складывала обратно в ящик стола… ответа ни разу не дала…
Развод оформила через суд – пришлось заплатить пошлину сто гривен – но иначе было нельзя…
Домны не стало через два года после ареста сына…
На похороны Леся пришла – постояла у гроба – но слёз так ни одной не пролилось…
